The time of sovok. Их много.

Этих памятников было много по всей большой стране. И за её пределами. Вряд ли их общее число кем-то подсчитано точно. Можно говорить лишь о приблизительных данных, приводимых, как правило, при открытии новых памятников, ибо количество их прирастает и в наши дни.

По данным открытых источников на территории Украины их приблизительное число — 400 единиц. Чуть точнее данные по Беларуси: консультант бронетанкового управ полковник запаса Сергей Жукович приводит в газете «Советская Беларусь» такие данные «В стране установлено на постаментах около 130 танков времен войны и современных, а всей военной техники — более 250 единиц». Видимо, эти данные нуждается в уточнении: на открытии очередного пьедестала с танком ИС-3 в Волковыске 06.09.2012 г. прозвучала иная цифра — всего к 65-летию Победы установлено 54 танка. Но это относится, видимо, к танкам периода ВОВ, а не ко всем боевым единицам такого рода.

Когда появился первенец этого ряда — источники указывают, что зачинателем традиции стал памятник легкому танку Т-26, установленный на Халхин-Голе. Автор идеи остался кадром. Кем и когда было дано благословение на тиражирование произведения этого монументальной пропаганды, также пока не ясно. Первый памятник-танк в Беларуси был установлен в сентябре 1943 года в г. Речица. Причем танк стал надмогильным мемориальным сооружением для всего своего экипажа. Событие это случилось в ходе войны, машина была из числа понюхавших пороху. Но большинство танков, установленных для выполнения мемориальных функций, появились на привычных местах значительно позднее. В ходе боев никому и в голову бы не пришло оставлять в каждом освобожденном городе по танку.

Если кто-то захочет написать историю хотя бы двух десятков застывших на постаменте танков, он столкнется с массой имен и историй, в которых реальные персонажи, как правило, не имеют никакого отношения к выставленным на обозрение боевым машинам для увековечения их подвига.

Скажем, установленный рядом с Домом офицеров Т-34−85 помечен бортовым номером Л-145. Такой номер носил на себе танк гвардии младшего лейтенанта Дмитрия Фроликова, вкатившийся в Минск 03. 06.1944г. Помните улыбку Николая Рыбникова в «Освобождении»? Но, проследовавший фронтовыми дорогами далее, в Прибалтику, танк был подбит близ литовского Кибартая. Весь экипаж погиб. Машина была водружена на пьедестал в 1952 г. взята

из имевшегося ресурса, не подлежащего восстановлению для дальнейшего использования по назначению.

Львиная доля их окрашена в традиционный для советской военной техники зеленый цвет.

Это не тот зеленый цвет, который успокаивает глаз и унимает душевный трепет. Не цвет травы и леса в летнюю пору. Скорее их антипод, жесткий и казенный.

«Человека, которого хочешь узнать, покажи какое-нибудь произведение искусства; так или иначе он непременно выдаст себя» — так считал Макс Фриш.

Трудно сказать, чем может выдать себя человек, созерцающий стоящий на пьедестале танк.

Что тут можно ощущать?

Ярость несостоявшихся выстрелов или угроза небесам поднятыми вверх заклепанными стволами пушек? Как вообще законсервированная энергия уничтожения, которая, кажется, кристаллизовалось в этом металле, может воздействовать она на людей? Неужели делает их добрее, терпимее, отзывчивее? Не знаю, не знаю… Но, кажется мне, что не так.

В том, что необходимо разгромить реального захватчика, дать отпор агрессору, очистить свою страну — сомнений не было ни у кого. Ну, вот победили — и всё, казалось бы. Празднуй победу, радуйся, живи, здравствуй, расти потомство. Но вот беда — враг повержен. Реально его уже нет, а потребность в нем где-то внутри сидит и не дает покоя. Спустя какой-нибудь десяток лет этот червь внутреннего врага начинает шевелиться изнутри, требуя воздаяния. В новые времена он требовал ещё и компенсации за собственные шараханья, непоследовательность, лень и, в конечном счете, неудачи. Ну, как же — с ним должны считаться, надо было непременно сражаться и даже побеждать, помогать вставать с колен всем, кто выразил пожелание заглянуть в светлое будущее, которое им было обещано. Ну и самим на них не стоять, разумеется.

Внутреннюю потребность врага не удовлетворить никакими жертвоприношениями

Внутренняя потребность врага — это потребность дани, которую надо собирать с покоренных народов. Возможно — глубоко засевшие и неискоренимы остатки ордынского прошлого Руси.

Вероятно, это ожидание, эта потребность и подкреплялась стоящими на пьедесталах боевыми машинами и орудиями. Порою кажется, что ими овладела усталость — на парадах, по площадям столиц уже давно раскатывают их потомки, куда как продвинутые в своих ТТД.

Мне представляется, что их томит одиночество и неопределенность перспективы. Судьба их чем-то схожа с судьбой сумрачной массы неизвестных солдат, погибших в тут войну. Их поспешили забыть после победы, списав, как естественную убыль личного состава в ходе боевых действий. Так и «пьедестальное братство» — наверное, им совсем не уютно на постаментах; металл этих изделий охотнее перенес бы переплавку и употребление на другие мирные нужды.

Выдающийся скульптор советского времени Евгений Вучетич, участник ВОВ, награжденный боевыми орденами, отметился большим количеством памятников героям прошедших битв. Самый грандиозный из них возвышается над Мамаевым Курганом. Но я хорошо помню развороты цветные иллюстрации разных изданий, запечатлевших знаменитую аллегорию Вучетича «Перекуем мечи на орала». В 1957 г. оригинал её установлен у здания ООН в Нью-Йорке, авторские копии в трех местах: в Москве, в Усть-Каменогорске и в Волгограде, на проходной завода «Газоаппарат», где изготовлялись элементы мемориала.

Как мы видим, таких аллегорических фигур было отлито совсем немного. То есть орало — это, конечно хорошо, но танк, выходит, важнее. Хоть и не новый. Но также аллегорический — не мир, но меч…

Всякое прошедшее время оставляет свои памятники. Ему присущие.