Надежда Константиновна Крупская, самая первая советская «первая леди», конечно, даже титула этого не могла иметь, так как в государстве, которым и «кухарка способна управлять», не было места первому, второму или последнему гражданину, но каждый, дружно взявшись за руки, строил бесклассовое социалистическое общество.
Надежда Константиновна, воспитанная в традициях западного суфражизма, придя в марксизм, постепенно стала фанатиком ленинизма в прямом и переносном смысле. Начав с позиции личного секретаря Ленина, после революции она сосредоточилась на народном образовании. Трудно сказать, насколько образование действительно интересовало Крупскую, но партия, то есть Ленин, сказала «надо», и послушный член этой партии (и послушная жена, одновременно), Надежда Константиновна, ответила «есть».
Подготовленная независимым положением женщин после революции, или скорее стремлением к этому независимому положению, вторая «первая леди», Надежда Аллилуева, предполагала, что её брак со Сталиным станет гармоничным союзом двух строителей нового общества. К сожалению, она жестоко и трагически ошиблась в своих расчётах, и её смерть после четырнадцати лет невыносимого брака превратилась в очередной символ тоталитарного сталинского социализма. Авторитарная власть не терпит разделения. Она абсолютна и сосредоточена в руках одного человека. Сталин, единоличный лидер, естественно, не мог позволить своей жене даже изредка разделять ореол своей власти. Если уж бедной Надежде Аллилуевой не нашлось места рядом с «великим вождём», то что же говорить о других рядовых женщинах, вынужденных в тридцатые годы вернуться в лоно традиционной семьи (сохраняя при этом, конечно, необходимость самоотверженно работать на благо социализма). Женсоветы, право на аборт, надежды на равенство полов ушли в ленинское «демократическое» прошлое.
Жена Хрущёва, Нина Петровна Кухарчук, хоть и была воспитана в революционном духе, тем не менее в связи со сталинской тенденцией повернуть женщину к её исконным обязанностям, к традиционным семейным ценностям оставила работу при переезде в Киев в 1938 г., когда Хрущёв был назначен первым секретарём компартии Украины. Став «первой леди» в масштабах страны, Нина Петровна по-прежнему воспринимала свою приверженность семье как партийное задание — быть моделью отличной жены и матери. В то же время, с хрущёвской оттепелью, когда появилась возможность открытия разнообразных границ — от космических, географических до семейных, государство поставило задачу продемонстрировать миру, что социализм у нас — «с человеческим лицом». Обыкновенная нравственность должна была заменить партийную мораль и показать, что муж и жена у нас не только «товарищи», но и люди.
Во время визита Хрущёва в Соединённые Штаты в 1959 г. его жена наконец-то была официально названа «первой леди», пока, правда, только американской стороной (в советской прессе имя Нины Петровны не упоминалось до 1962 г.). Никита Сергеевич, пытаясь создать правовое государство (во всяком случае, по сравнению со сталинским), демократически вынес обсуждение деталей своей будущей американской поездки на пленум ЦК КПСС. Решение партии о необходимости включения членов семьи её первого секретаря в официальную делегацию было таким же стремлением к разделению власти, как, например, его (к сожалению, довольно неудачная) попытка разделить сельскохозяйственные и партийные органы управления. Так начал работать правительственный протокол, хотя в книге «Дипломатический протокол», изданной всего за два года до этого, глава «Женщины» опущена за ненадобностью.
Нина Петровна получила новое партийное задание: роль семейной «первой леди». Однако стиль поведения, необходимый для «развитых капиталистических стран» Запада, был пока ещё не обязателен, например, в Китае. Сразу после своего американского визита Хрущёв поехал туда уже один убеждать Мао Цзэдуна, что в «мирном сосуществовании» нет ничего предательского по отношению к братьям по социалистическому лагерю.
В отличие от предыдущих руководящих жён, Виктория Петровна Брежнева никаких личных политических амбиций не питала. Пришло другое время, и даже свою девичью фамилию Денисова она, как и полагается, сменила на фамилию мужа (Надежда Крупская, Надежда Аллилуева, Нина Кухарчук сохранили свои собственные фамилии).
Положение Виктории Петровны, запертой в семье и занятой накоплением фамильных ценностей, как вскоре оказалось, достаточных для нескольких следующих поколений, стало очередным отражением времени, той эпохи застоя, которая характеризует брежневское правительство.
Впрочем, несмотря на застой, движение «оттепели» подспудно продолжалось, и границы, открытые женой Хрущёва, хотя и были сильно сужены, всё же оставляли лазейку для протокола. Даже на неформальных фотографиях семья Леонида Ильича Брежнева всегда позирует, и отдых в Крыму, например, напоминает официальный приём в Кремле, где, кстати сказать, Виктория Петровна практически не появлялась: незачем смешивать семью и политику. Завеса тайны, скрывающая личную жизнь руководителя государства, однажды приподнявшись, с тех пор так и не закрывалась окончательно.
Юрий Андропов и Константин Черненко слишком недолго находились у власти, чтобы «видимость» и «невидимость» их жён действительно повлияла на политическую ситуацию. Можно только сказать, что после трёх лет ожидания «настоящего руководителя» (Андропов с самого начала был сильно болен, а Черненко слишком стар, чтобы долго оставаться у власти) народ встретил чету Горбачёвых с восторгом, предчувствуя их будущий расцвет. И они расцвели. Когда-то «выборочный» хрущёвский протокол стал обязательным и необходимым для Раисы Горбачёвой. Она ездила с мужем не только в развитые капиталистические страны, не только к существовавшим ещё тогда братьям по социализму, но и по бывшему «единому и нерушимому» Советскому Союзу. В отличие от своих предшественников, Михаил Горбачёв считал, что в условиях перестройки и гласности семья определяет его политическое лицо так же, как и его внутренняя и внешняя политика.
Появление Раисы Максимовны на политической сцене шокировало как советскую, так и зарубежную публику. Но если Запад был в восторге от её умения свободно держаться в официальной и неофициальной обстановке, русские, не привыкшие к тому, что жена открывает рот, были недовольны: «Везде и всюду Раиса, но это ещё полбеды. Стояла бы хоть на несколько шагов позади, а то всегда рядом с мужем, как равная. Не она же президент».
Конечно, характер Горбачёвой сыграл в создании её публичного образа не последнюю роль — ей нечего было стесняться, она училась в университете, кандидат наук, работала, совмещая должность и семью, да и став «первой леди», хотя и не была занята работой по своей специальности, но помогала мужу на его ответственном посту, делала то, что и полагается официально делать жене президента в демократической стране, — быть «первой леди». И так же, как без Ленина не было бы Хрущёва и Горбачёва, соответственно, без Крупской и Кухарчук Раиса Горбачёва тоже была бы невозможна. Надежда Константиновна и Нина Петровна сыграли две подготовительные роли, необходимые для статуса первой леди, — политическую и семейную. Горбачёва, наконец, с помощью установленного мужем протокола соединила их в одну, сделав упор на политической.
После конца коммунизма институт «первых леди» в новой России подавал большие надежды — казалось, власть теперь всегда будет делима и демократична. К сожалению, как и многое другое за тридцать лет со времени распада СССР, эти надежды не оправдались.