Первые снимки Кремля и первые московские фотографы
Фотография появилась почти одновременно в конце 1830-х годов во Франции и в Англии, но француз Луи Дагер запатентовал свое совместное с Нисефором Ньепсом изобретение первым. Чуть позже Уильям Генри Фокс Тальбот представил свой способ, негативно-позитивный, который стал более популярен и которым мы пользовались до изобретения цифровых технологий.
В России новое изобретение вызвало большой интерес, и вскоре после известия о появлении дагерротипии, в 1839 году, член-корреспондент Императорской Академии наук Иосиф Христианович Гамель знакомится с технологиями Тальбота и Дагера непосредственно в Лондоне и Париже, а его дружба с сыном Ньепса приведет к тому, что переписка Дагера и Ньепса окажется в России. Она до настоящего времени хранится в архиве Академии наук. А в Москве талантливый изобретатель Алексей Федорович Греков совершенствует метод Дагера, и уже в 1840 г. о его опытах будут говорить в Париже.
Кремль, живописная древняя крепость со своей исторической аурой, не могла не привлечь внимания первых фотографов. Самые первые виды Кремля были выполнены вскоре после изобретения фотографии в начале 1840-х годов, но до нас они дошли не в виде дагерротипов, как они были первоначально выполнены, а в виде литографий, которые были сделаны с фотографического изображения. Они были опубликованы в издании Ноэля Леребура 1842 года. С момента изобретения фотографии прошло буквально три года. Нельзя не упомянуть и англичанина Роджера Фентона — фотографа, преуспевшего во многих жанрах, но в первую очередь он известен как основоположник военного репортажа. Его самая известная съемка 1855 года — это события Крымской войны. Но до этого кровопролитного противостояния европейских держав в 1852 г. он выполнил прекрасную серию видов Кремля, в том числе и с колокольни Ивана Великого.
В собрании Музеев Московского Кремля самые его ранние виды относятся к 1860-м годам. На них можно увидеть очень необычный сегодня вид Спасской башни, тогда ее стрельница имела совсем другой, ампирный облик.
Занятие фотографией требовало тогда не только солидных финансовых вложений, но и больших физических усилий. Сейчас фотоаппарат помещается в телефоне, а тогда и сами аппараты были громоздкие, и стеклянные пластины для выездной съемки возили с собой. При мокром коллодионном процессе пластины технически нужно было готовить непосредственно перед съемкой, а для этого необходим был темный павильон, где пластину нужно было полить эмульсией, быстро ее достать, немедленно вставить в фотоаппарат и сразу же сделать снимок. Приходилось возить с собой целую лабораторию. Несмотря на все эти сложности, фотографические ателье росли как грибы после дождя, и многие из них окупались.
Многие заведения стали успешными, потому что на гребне новой моды многие захотели иметь и свое изображение, и чтобы с ними всегда был облик родных. К тому же люди стали чаще путешествовать, им хотелось привезти с собой на память изображения тех мест, где они побывали, и показать их друзьям. Коллекции видов городов и исторических памятников также позволяли «путешествовать» по всему миру, не выходя из кабинета или библиотеки.
Занимались новым фотографическим ремеслом представители самых разных сословий. Например, среди российских знаменитых фотографов того времени есть и крестьянин Олонецкой губернии Петр Петрович Павлов, который еще молодым человеком приехал в Москву и поступил на работу в фотоателье, и дворянин, фотограф московской сыскной полиции Владимир Иванович фон Менгден. В конце XIX — начале ХХ века он имел собственное фотоателье на Тверском бульваре, а потом поступил на службу в полицию, и в 1910 г. снимал последствия ограбления Успенского собора Кремля.
Из любителей — в профессионалы
Для середины XIX века (да и в последующее время) любитель и профессионал означало главным образом, является ли фотография основным источником заработка для человека или делом для души, а не уровень мастерства и качества снимков. Так, первый известный нам фотограф Оружейной палаты (официально имевший это звание) — московский потомственный гражданин Иван Гаврилович Волков, фотограф-любитель, сын известного московского антиквара Г. Г. Волкова. В 1861 г. он обратился к директору Оружейной палаты А. Ф. Вельтману с предложением выполнить фотографические снимки вещей для новой описи. За свою работу он не просил и не получал никакого вознаграждения, желая «единственно иметь честь состоять на службе при Оружейной палате в звании фотографа». Иван Волков сообщал, что уже более восьми лет занимался фотографией «как любитель искусства, работал за границей под руководством тамошних художников, изучил их приемы и вывез несколько усовершенствованных гелиографических аппаратов». Гелиография — «солнцеписание» — в то время одно из названий фотографии.
В августе 1865 года среди готовых на Высочайшее утверждение частей описи Оружейной палаты указывался «Портфель фотографических рисунков серебряной посуды состоящего при Оружейной палате фотографа Волкова», и эта коллекция фотографий западноевропейского серебра сохранилась. Отпечатки на альбуминовой бумаге, изумительные по своей изысканности и качеству передачи рельефа вещей, показывают высочайшее мастерство фотографа — и, в какой-то степени, конечно, качество его фотоаппаратов.
Фотография как документ
В собрании Музеев Московского Кремля хранятся не только и не столько видовые фотографии, а съемки технического характера или репродукции произведений искусства. Помимо тех съемок, которые проводились в советское время, Музеи Московского Кремля унаследовали архивы нескольких дореволюционных учреждений: Московской Синодальной конторы, Московского дворцового управления, в ведении которого и находился придворный музей Оружейная палата. И поэтому здесь очень много съемки «по делу», например, фотографии, которые делались во время реставрации. Самые ранние образцы такой съемки относятся к началу 1880-х годов — это подготовка Успенского собора к коронации Александра III. И конечно, съемка предметов — регалий российского государства, военных трофеев и посольских даров, сокровищ соборных ризниц.
Самый масштабный фотопроект Оружейной палаты XIX века — съемку для описи Оружейной палаты, которая была издана в 1884 году, — выполнило фотоателье художника Михаила Михайловича Панова. Это был грандиозный заказ — 500 фотографических таблиц, на которых было представлено около двух тысяч предметов. Сохранился договор с фотографом, в котором оговаривались не только финансовые расчеты сторон, но и график работы, когда фотограф должен был приходить фотографировать экспонаты, сколько предметов снимать за день, также предусматривалась возможность неявки в случае неблагоприятной погоды. При этой съемке старались выделить сами вещи и очень редко в объектив попадали интерьеры. Например, когда снимались кареты, фон завешивался белыми занавесями, похожими на простыни.
У каждого фотографа был свой подход к съемке одних и тех же сюжетов. Так, в те же годы другой знаменитый фотограф Иван Федорович Барщевский тоже выполнял большую съемку в Кремле и тоже снимал предметы Оружейной палаты. Но если Панов работал по заказу, ему указывали, какие вещи нужно снимать, то Барщевский был свободнее. Он увлекался древнерусским искусством XVI-XVII вв., любил снимать фрагменты и детали вещей, но если предмет фотографировался целиком в экспозиции, он не избегал показа интерьеров, и поэтому сегодня мы можем видеть, например, не только трон из слоновой кости, а и всё, что находится за ним.
Но, конечно же, выполнялась и съемка самих интерьеров как светских, так и церковных зданий Кремля. Так, на рубеже 1870−1880-х годов фотоателье Георгия Васильевича Трунова выполнило съемку залов Большого Кремлевского дворца и Оружейной палаты, которые впоследствии изменились. В дальнейшем эти изображения использовались при реставрации, в частности, при воссоздании Андреевского зала Большого Кремлевского дворца.
Фотография — лучший помощник реставратора
В отличие от рисунка фотография сохраняет даже мельчайшие детали, которые художник может пропустить или изменить, приукрасить по своему вкусу. И бывает так, что эти детали, случайно попавшие на снимок, со временем могут стать самыми важными и именно в них будет заключаться особая ценность этой фотографии.
«Математическая точность в открывании подробностей вещей», как писал о главном свойстве фотографии известный критик В. В. Стасов, оказалась особенно востребованной при ремонтах и реставрациях исторических памятников, и в Московском Кремле самой последовательной и подробной стала съемка реставрации Успенского собора. Он поновлялся к каждой коронации, которые в последней четверти XIX века проходили чаще, чем могли бы: в 1881 году был убит Александр II, в 1894 г. неожиданная тяжелая болезнь прервала жизнь Александра III. Как обычно, средств для поновления не хватало, но на фотосъемку их все-таки изыскивали, в ряде случаев в оплату вкладывали собственные средства старосты собора. На обязательном фотографировании настаивали прокуроры Московской Синодальной конторы (в ведении которой находился Успенский собор) Н. А. Потёмкин и А. А. Ширинский-Шихматов, придававшие огромное значение фиксации процесса реставрации.
При реставрации стенописи снимались слои росписи, и физически они исчезали, поэтому необходимо было сохранить их точную копию при необходимости воссоздания в прежнем виде. До середины XIX века копирование выполняли на кальки, затем их стала дополнять фотография, и спустя полвека ей и будет отдан приоритет в достоверности. Сохраняя тот облик иконы или фрески, которому надлежало исчезнуть, чтобы был явлен более древний пласт, фотография психологически поддерживала решимость на исследование, приводившее к исчезновению порой целого ряда временных слоев — этапов жизни памятника — во имя первоначального.
В результате сформировалась методология и идеология реставрационной фотографии, которая была сформулирована в 1910—1911 годах в ходе деятельности Особой и Исполнительной комиссий по реставрации Успенского собора. В их протоколах было записано, что «фотография должна быть безусловно точной как документ», поскольку потом именно к ней будут апеллировать при спорах об объемах и методах реставрации. Поэтому в реставрационной фотографии стали запрещать любую ретушь, но надо признать, что фотографы не всегда выдерживали это требование. Реставрационная фотосъемка, или, как еще говорят, фотофиксация, становится отдельным направлением со своими требованиями и документальной ценностью.
Политехническая выставка 1872 года
В собрании Музеев Московского кремля хранятся два фотоальбома, рассказывающие еще об одной странице его истории, когда древняя крепость и ее окрестности превратились в огромную выставочную площадку. В 1868 году в Общество естествознания, антропологии и этнографии возникло предложение организовать выставку последних достижений науки, техники и промышленности. Где ее провести, решалось в жарких дискуссиях. Многие полагали, что, как и Этнографическая выставка 1867 года, она может ограничиться пространством Манежа, но были и голоса за то, что надо будущую выставку разместить и в располагавшемся напротив Манежа Кремлевском саду, как в Европе, где устраивались выставки павильонного типа.
И тогда историку Нилу Александровичу Попову, который в Обществе любителей естествознания возглавлял этнографический отдел, пришла в голову счастливая идея, что выставку надо приурочить к двухсотлетнему юбилею Петра Первого — царя-преобразователя, «творца рационального народного хозяйства в России». Сразу нашлись и средства, и возможности, и высочайшие покровители — великие князья Алексей Александрович и Константин Николаевич. Павильоны выставки стали располагать и вокруг Кремля и на набережной Москвы-реки, и даже внутри Кремля, хотя были и противники проведения выставки в сердце Москвы, опасавшиеся, что она может погубить Александровский сад. Ведь в результате получилось так, как если бы сегодня на территории вокруг Кремля разместилась ВДНХ.
Однако после открытия выставки писали, что сады «превратились в прелестный зеленый городок», то же произошло с плацем в южной части Ивановской площади, который тоже превратился в такой «городок» за стенами древней крепости. Там располагался Военный и Севастопольский отделы: два больших павильона, между которыми разместили образцовую казарму, военно-временный госпиталь, пожарную и телеграфную станции, несколько бараков и палаток.
Военный отдел был в первую очередь адресован поколению, для которого в 1874 году вводилась всеобщая воинская повинность. Таким наглядным образом они должны были познакомиться с историей российского вооружения со времени Древней Руси до современности и представить устройство армии, в которой им предстояло служить, «как казарменное мирное, так и военное».
Историк архитектуры Евгения Кириченко отметила, что такие выставки, начиная с промышленных и всемирных, которые начали проходить еще в первой половине XIX века, влияют на изменение сознания, и то, что считается утилитарным, предметом повседневного употребления, вдруг может оказаться экспонатом, приобрести эстетическое и идеологическое значение. По мнению устроителей выставки, никакие лекции и никакие книги не могли заменить в деле популяризации науки «наглядные и изящные коллекции». Выставки и музеи понятны каждому, «всем по плечу». Музеи по сравнению с выставками «как учреждения постоянные могут быть более научными и систематичными», и Политехническая выставка стала родоначальницей нескольких крупнейших российских музеев, в первую очередь Политехнического. В 1873 году Музей прикладных знаний (его первоначальное название) пытались оставить возле Кремля, сохранив павильоны в Первом Кремлевском саду (это часть Александровского сада от Угловой Арсенальной до Троицкой башни), и даже какое-то время это было предметом обсуждения, но в конце концов Дворцовое правление сочло эту идею неудобной. И в результате Политехнический музей обосновался на Лубянской площади.
Государственный исторический музей тоже вышел из Политехнической выставки, ее Севастопольского отдела. Этот совершенно особый отдел выставки рассказывал не о достижениях науки и техники, а о Крымской войне, в которой техническая отсталость играла свою печальную роль в военном поражении России и в большом количестве жертв. Были еще живы участники Севастопольской обороны, и они были консультантами при создании макетов Малахова кургана, бруствера, перевязочного пункта. По предложению Н. И. Чепелевского, одного из устроителей отдела, собранная в нем коллекция должна была стать «основой Российского национального исторического музея». Покровитель отдела цесаревич Александр Александрович поддержал эту идею, и Исторический музей был открыт в год его коронации.
В собрании Музеев Московского Кремля сохранились фотографические альбомы Военного и Севастопольского отделов Политехнической выставки, выполненные фотоателье Михаила Панова и Ивана Дьяговченко. Они были поднесены Александру II и так и остались в Большом Кремлевском дворце, в кабинете императора, а затем были переданы в музей.
Подробнее о Политехнической выставке 1872 года можно узнать в Лектории музеев Московского Кремля, а те кто не успел попасть лекцию, могут увидеть ее видео.
Романовы как фотографы
К концу XIX в. с развитием фотографических технологий фотографические аппараты стали легкими и компактными, наряду со стеклом в качестве основы для негатива появилась пленка, и занятие фотография стал увлечением очень многих людей, в их числе и члены императорской семьи. Сохранилось немало альбомов с их любительскими снимками. Хорошо известны фотографии, на которых императрица Александра Федоровна запечатлена с фотоаппаратом «Кодак» в руках. Учителем фотографии для царской семьи стал известный фотограф и один из первых русских кинооператоров Александр Карлович Ягельский. Став в 1891 г. компаньоном фотографической фирмы «К.Е. фон Ган и К», он фактически на всю оставшуюся жизнь получил название фирмы в качестве своего личного имени. Николай II в своих дневниках так и писал: «После завтрака поехали в павильон, где Ган долго снимал меня в разных формах», «Снимались у Гана с дочками», «Ган показывал кинематограф. снимки»
В собрании Кремля сохранился образец такой семейной съемки, на котором вдовствующая императрица Мария Федоровна со своей дочерью Ксенией Александровной и внучкой Ириной Александровной (будущей княгиней Юсуповой) сидят за накрытым чайным столиком в гостиной Гатчинского дворца. Можно обоснованно предположить, что автор снимка — великий князь Александр Михайлович, муж Ксении.
Под прицелом
Есть несколько известных мест для эффектной панорамной съемки Московского Кремля, одной из излюбленных точек фотографов была Швивая горка (сегодня это район Гончарной улицы на Таганке) откуда Кремль был виден как на ладони. Но в 1917 году это обстоятельство, к сожалению, сыграло печальную роль в истории древней крепости, потому что и для артиллерийского обстрела это место тоже подходило идеально. Позднее начальник артиллерийского отряда, который привез туда орудия, вспоминал, что «в любую точку без промаха можно было класть снаряды». В результате были повреждены соборы, Чудов монастырь, Малый Николаевский дворец и кремлевские башни, остановились и кремлевские куранты.
Узнать подробнее о том, как проходили фотосессии Московского Кремля и как они помогали и помогают реставраторам восстанавливать то, что не пощадило время и люди, можно в Лектории Музеев Московского кремля.
Об авторе: Ирина Пармузина — старший научный сотрудник отдела рукописных, печатных и графических фондов Музеев Московского Кремля.