Об Александре Булатовиче много писали в конце XIX и начале XX веков. Сперва русская публика восторженно внимала известиям о приключениях лихого гусара в жаркой тропической Африке, а затем внимательно следила за богословскими спорами и бунтом, которые устроил в монастыре на святой горе Афон иеромонах Антоний, в которого превратился блестящий офицер, любимец армии и петербургского света. После этого имя Булатовича на сотню лет почти исчезло с печатных страниц. О нём упоминалось лишь в трудах по географии и этнографии Африки, да в философских сочинениях, посвященных предреволюционным церковным раздорам. Лишь Валентин Пикуль посвятил этому персонажу одну из своих исторических миниатюр, отойдя, правда, далеко от реальных фактов об Александре Булотовиче. Кем же на самом деле был знаменитый гусар-схимник?
Александр родился в 1870 году в семье генерал-майора Ксаверия Булатовича. Когда мальчику было три года, отец умер, оставив вдову с тремя детьми. Саша и его сестры росли в Харьковской губернии в имении Луциковка, где получили начальное образование. Когда мальчику исполнилось 14 лет, мать, озабоченная будущим детей, перевезла семью в Петербург. Девочек она пристроила в Смольный институт, а сына определила в Александровский лицей. Почти все вступительные экзамены Саша сдал на отлично, получив тройку лишь по географии. Эту свою «вину» он впоследствии загладил африканскими экспедициями.
Все годы учебы в лицеист Булатович числился среди первых учеников, и выпускные экзамены он тоже сдал в числе лучших. Первого мая 1891 года выпускник Лицея, получивший чин титулярного советника, поступил на службу в собственную его величества канцелярию по ведомству учреждений императрицы Марии, руководившую учебными и благотворительными учреждениями. Бюрократическая работа, пускай и в благородной сфере общественного призрения, пришлась юноше не по душе. Уже через две недели он уволился, и попросился на службу в лейб-гвардии Гусарский полк 2-й кавалерийской дивизии — одно из самых аристократических подразделений российской армии. Несмотря на заслуги покойного родителя, никаких привилегий Александр не имел, и поступил на военную службу в чине рядового, хотя и на правах вольноопределяющегося. Лишь через год с небольшим, в августе 1892 года рядовой Булатович стал офицером, получив звание корнета.
Не получивший военного образование корнет служил неплохо. Через год он был откомандирован в фехтовальную команду лейб-гвардии конногренадерского полка. Досконально изучив технику владения холодным оружием, Булатович вернулся в свой полк, где вскоре возглавил учебную команду. Недавний лицеист принялся учить сослуживцев наукам верховой езды и сабельной рубки. Тем временем неуемному характеру корнета становилось тесно в казармах полковой учебной части. Весной 1896 года он подал рапорт с просьбой прикомандировать его к российской миссии Красного Креста, отправлявшейся в Эфиопию.
К концу XIX века Эфиопия оставалась, наряду с Либерией, одной из двух африканских стран, не ставших колониями европейских держав. На территорию независимой Абиссинской империи зарились Англия, уже завладевшая соседним Суданом, и Италия, опоздавшая к разделу Африки, и стремившаяся наверстать упущенное. Армия правителя Эфиопии негуса Менелика II, вооруженная в основном луками и копьями, была хоть и многочисленна, но явно не могла противостоять вооруженным по последнему слову техники колониальным войскам европейских стран. На помощь православным эфиопам пришла Россия, в ноябре 1895 года тайно отправившая в Африку пароход, нагруженный тридцатью тысячами винтовок, пятью миллионами патронов и пятью тысячами сабель. Освоить этот контрабандный груз эфиопам помогли русские добровольцы во главе с есаулом Николаем Леонтьевым, который стал военным советником негуса. Его советы оказались дельными: 1 марта 1896 года в битве при Адуа эфиопы наголову разбили итальянские войска, посланные для колониального захвата. Весь мир рукоплескал отважным чернокожим, а эфиопская армия спешно осваивала трофейные винтовки и пушки. Эта победа далась эфиопам нелегко. Аддис-Абебу заполонили шесть тысяч раненых, не получавших медицинской помощи. В Петербурге была срочно снаряжена миссия Красного Креста, к которой и был прикомандирован Александр Булатович.
Пока миссия, состоявшая из шести медиков под командой генерал-майора Шведова добиралась до Одессы, а оттуда плыла в Александрию, Булатович зубрил амхарский язык, распространенный в Эфиопии. В египетском порту выяснилось, что добраться до места будет труднее, чем ожидалось. Ближайший к Эфиопии порт Массауа контролировали итальянцы, которые не желали пропускать никакую помощь к опозорившим их абиссинцам. Пришлось миссии плыть до Джибути, откуда до ближайшего эфиопского города Энтото простирались почти 400 километров пустыни.
Местные бедуины не горели желанием вести караван через пустыню. Пока их уговаривали, надо было известить императора Менелика о прибытии миссии. Чтобы врачи могли сходу приступить к лечению раненых, в Аддис-Абебе всё требовалось подготовить заранее. Курьером-добровольцем вызвался стать Булатович. В Джибути он получил по телеграфу уведомление о присвоении ему звания поручика и готовился отметить новый чин хорошим подвигом. В том, что в пересечении пустыни есть нечто героическое, никто не сомневался.
Вечером 21 апреля Булатович в сопровождении двух проводников выехал из Джибути. К седлу своего верблюда он приторочил единственный мех с водой и тюк с минимальным набором продуктов. В пути курьеры могли рассчитывать лишь на два источника воды, один из которых был горячим и минеральным, но это не остановило рвущегося в путь гусара. Первый переход длился двадцать часов. После него Булатович в полном изнеможении рухнул с горба верблюда на землю. Движение по пустыне явно отличалось от петербургских скачек. На второй день один из проводников отказался продолжать путь и вернулся в Джибути. Булатович продолжал двигаться к Эфиопии. В результате путь, на который у обычных караванов уходило от семи до десяти дней он преодолел за девяносто часов. Отдыхал он из них не более 14. Это был абсолютный рекорд скоростного пересечения пустыни, поставленный белым человеком.
Добравшись до Энтоты, Булатович отдыхал недолго. Через пару дней он двинулся в путь до столицы императора Менелика II. Теперь дорога пролегала уже не по пустыням, но окружавшая местность была всего лишь чуть более приветлива. 800 километров гусар преодолел за восемь суток. Его ненадолго остановило лишь нападение разбойников, ограбивших отряд гусара, состоявший из семи человек. Продолжить путь помогла неожиданная встреча. Николай Леонтьев по своим делам ехал в Энтоту. И в самом центре восточной Африки вдруг наткнулся на земляка. Поделившись с ним припасами, Леонтьев дал гусару письмо во французскую миссию, находившуюся в деревне неподалеку. Наняв там новых мулов, поручик продолжил путь в столицу. На аудиенции у императора, он объяснил цели приближавшейся миссии и необходимые задачи для быстрейшего начала лечения раненых. Прибывшие через несколько дней врачи смогли сходу приступить к своей работе.
Выполнивший свою задачу Булатович оказался не у дел. Он попросил у Шведова отпуск и отправился исследовать неизведанные области западной Эфиопии, где еще не ступала нога белого человека. Пропутешествовав три месяца в районе истоков реки Баро, он вернулся в столицу, но вскоре вновь отправился в джунгли. Он изучил и нанес на карту район среднего течения реки Ангар, ее левых притоков и долины реки Дидессы. Поохотившись на слонов, гусар вернулся в столицу Эфиопии. На дворе стояла уже весна 1897 года. Получив прощальную аудиенцию у Менелика, который осыпал русского исследователя благодарностями, поручик Булатович отправился назад в Россию.
На обратном пути он не отдыхал, а обрабатывал дневники, которые скрупулезно вёл во время африканских странствий. Вскоре после прибытия Булатовича в Петербург в свет вышла его первая книга «От Энтото до реки Баро. Отчеты о путешествии в Юго-Западной области Эфиопской Империи в 1896—1897 гг.». 4 августа 1897 года за успешную экспедицию и помощь отряду Красного Креста, поручик Булатович был награжден орденом св. Анны 3-й степени.
Осенью 1897 года Абиссинская и Российская империи установили дипломатические отношения. В Африку отправился русский посол Пётр Власов. Его воинским конвоем, состоявшим из казаков, командовал Булатович. Чтобы заранее предупредить негуса и подготовить прибытие посольства, поручик выехал в Эфиопию заранее, еще в начале сентября. В этой поездке его сопровождал лишь рядовой Гусарского полка Константин Зелепукин, деливший с командиром все тяготы и лишения долгого путешествия. Прибыв в Аддис-Абебу, Булатович узнал, что за время его недолгого отсутствия ситуация в стране изменилась. Менелик II, перевооружив свою армию русскими и трофейными итальянскими винтовками, захватил соседнее государство Каффа. Это царство явно уступало в развитии Эфиопии, зато было обширно и богато. Победа далась Менелику легко: воины-каффичо были вооружены лишь луками и стрелами, на всю армию имелись лишь тридцать допотопных ружей. Захватив Каффу, эфиопы устроили там резню, истребив значительную часть местных племен. После этого прогрессивный Менелик красивым жестом запретил в покоренной стране рабство.
Булатович оценил захват соседнего независимого государства в лучших традициях русской внешней политики: «В стремлении расширить пределы своих владений Менелик лишь выполняет традиционную задачу Эфиопии как распространительницы культуры и объединительницы всех обитающих на Эфиопском нагорье и по соседству с ним родственных племен и совершает только новый шаг к утверждению и развитию могущества черной империи… Мы, русские, не можем не сочувствовать этим его намерениям не только вследствие политических соображений, но и из чисто человеческих побуждений…» В ожидании прибытия посольства, гусарский поручик с готовностью согласился сопровождать эфиопский экспедиционный корпус, направленный Менеликом на завоевание новых земель в окрестностях озера Рудольф. В качестве военного советника он присоединился к отряду Вальде Георгиса, носившему высшее воинское звание рас.
До Булатовича Кафа была почти неизвестна европейцам. Побывать в ней удалось лишь пяти путешественникам, да и то лишь в северных районах. Поэтому, русский офицер тщательно записывал свои географические и этнографические наблюдения, оказавшиеся бесценными для мировой науки. 5 апреля 1898 года он был послан курьером в Санкт-Петербург. Русский посол Власов в своем донесении дал ему отличную характеристику: «Нельзя не отдать должного поручику Булатовичу: он показал себя как Русского офицера с самой лучшей стороны и воочию доказал эфиопам, на что может быть способна беззаветно преданная своему долгу доблестная Российская армия, блестящим представителем коей он является…» На прощание Менелик II по представлению раса Георгиса наградил гусара высшей воинской наградой Эфиопии — золотыми саблей и щитом.
В Россию поручик увозил не только награды и дневниковые записи. На побережье озера Рудольф он подобрал израненного мальчика, выходил его, назвал Васькой, и увез с собой. Месяц путешествия ушел на обучение приемыша русскому языку, и, прибыв в Петербург, маленький каффичо уже сносно лопотал по-русски.
Пребывание в Петербурге оказалось недолгим. Булатович лишь успел сдать в набор книгу «С войсками Менелика II (дневник похода из Эфиопии к озеру Рудольфа)», как в марте 1899 года был отправлен обратно в Абиссинию. Ваську он оставил на попечение своей сестры Марии.
Над Эфиопией вновь нависла угроза колониального захвата, теперь уже со стороны англичан. Во время своего третьего визита в Африку русский офицер объехал западные границы страны, проверяя их готовность отразить вторжение. Свой подробный доклад он представил послу Власову, но по личной просьбе Менелика сделал презентацию и для него. Эта аудиенция происходила с глазу на глаз — вот когда пригодилось изучение амхарского языка, которым Александр уже свободно владел. Среди советов, данных негусу, были не только рекомендации по укреплению фортификационных сооружений и перевооружению приграничных войск, но и пожелания разобраться с агентами английского влияния в ближайшем окружении Менелика, а также укоротить влияние местных племенных вождей, которые могли выступить на стороне колонизаторов. Менелик внимательно выслушал слова иностранного специалиста и почти полностью претворил его советы в жизнь. Во многом благодаря этому Эфиопия смогла сохранить свою независимость.
23 мая 1900 года Булатович вернулся в Петербург. На этот раз он даже не успел обработать свои дневниковые записи — всего через полтора месяца по личному приказу Николая II поручика лейб-гвардии Гусарского полка отправили в Порт-Артур в распоряжение командования Квантунской области. В Петербурге сочли, что навыки общения поручика с африканскими дикарями могут пригодиться при подавлении вспыхнувшего в Китае Боксерского восстания. Удалось ли Булатовичу пополнить свою этнографическую коллекцию китайскими экспонатами — неизвестно. В составе отряда генерала Орлова ему пришлось охранять КВЖД, штурмовать город Хайлар и удерживать его до подхода основных сил, а также лично ходить в разведку в тыл вражеских позиций. В разгар всей этой кутерьмы поручик умудрился спасти из плена французского миссионера Лавесьера, за что был награжден президентом Франции орденом Почетного Легиона. От собственного правительства ему достался орден святого Владимира 4-й степени с бантом и мечами.
Наступил XX век. 30-летний Булатович вернулся в родной полк. Получив чин ротмистра, он принял командование над 5-м эскадроном и прошёл ускоренный курс обучения в Военном Павловском училище. Впереди — блестящая карьера. Неожиданно Александр полностью переломил свою жизнь. В январе 1903 года он, по семейным обстоятельствам подал прошение об увольнении в запас и вскоре ушёл послушником в монастырь. Петербург наполнился слухами. Говорили, что податься в монахи блестящего офицера и путешественника заставила неразделенная любовь к дочери командира полка князя Васильчикова, а также то, что он попал под влияние знаменитого проповедника Иоанна Кронштадтского. Как бы то ни было, 30 марта 1906 года ротмистр Булатович был официально уволен в отставку и вскоре в Важеозёрской Никифоро-Геннадиевской пустыни он принял постриг под именем Антония. Через год отец Антоний удалился в русский Свято-Пантелеимонов монастырь на греческой горе Афон. Ваську он взял с собой в качестве послушника.
Четыре года отец Антоний, как он сам писал, вёл жизнь «замкнутую, безмолвную, одинокую, за ограду обители никогда не выходил, держался в стороне от всех дел, не знал, что делается на белом свете, ибо абсолютно никаких журналов, ни газет не читал». В 1911 году после рукоположения в иеромонахи, он вновь засобирался в Африку. Главной причиной четвертого путешествия в Эфиопию стал Васька. Нетолерантные монахи постоянно дразнили чернокожего послушника, и тот часто плакал. Приемный отец решил вернуть мальчика на его далекую родину.
Прибыв в Аддис-Абебу, Булатович узнал о тяжелой болезни Менелика. Император хворал давно, и подданные даже шептались, что их повелитель уже умер, и что ими правят придворные от его имени. Иеромонах Антоний вызвался вылечить негуса. Врачевал он его, правда, своеобразно: растирал святой водой и прикладывал к язвам иконы. Такое лечение помогло слабо. Но подданные хотя бы удостоверились, что их император жив. Неудачей закончилось и другое начинание Булатовича — основание русской духовной миссии на острове на озере Хорошале, в трех днях пути к югу от столицы. Безрезультатно просидев в Эфиопии несколько месяцев, 8 декабря 1911 года Булатович навсегда покинул Африку и возвратился на Афон.
В это время там уже разгоралась ожесточенная борьба между имяборцами и имяславцами. Не углубляясь в суть этих течений, можно сказать, что имяславцы считали, будто человек может прославлять только имя бога, но не его самого. Отец Антоний с жаром выступил на стороне имяславцев и быстро стал их вождем. В мирном до того монастыре дело дошло до рукоприкладства: сторонники разных взглядов на имя божие с кулаками отстаивали собственную правоту. Когда весть о монастырских распрях достигла Петербурга, имя Булатовича вновь появилось на страницах столичных газет. Священный Синод объявил имяславцев еретиками, и их предводителю пришлось покинуть Афон. Для усмирения сторонников Булатовича из России прислали пароход с воинской командой. Три сотни монахов-имяславцев под конвоем вывезли в Одессу, расстригли их и выгнали на все четыре стороны. Самому отцу Антонию в 1913 году Синод повелел пребывать в московском Покровском монастыре. Вопреки этому, мятежный монах жил то в Петербурге у сестры, то в Сумах у матери, то в Луциковке, где прошли его детские годы.
Бывшему гусару не сиделось спокойно. С началом Первой мировой войны он попросился в действующую армию и стал священником в 16-м передовом отряде Красного Креста. По рассказам тех, кто с ним встречался на фронте, отец Антоний, несмотря на духовный сан и болезнь глаз, удивлял сослуживцев личным героизмом. В мае 1917 года фронтовой иеромонах был избран делегатом Всероссийского съезда духовенства и мирян и активно участвовал в работе этого собрания.
Недолгая жизнь Александра Булатовича после революции известна плохо. В феврале 1918 года он обратился с прошением к патриарху Тихону удалиться на покой в московский Покровский монастырь в связи с «совершенно бедственным положением». Разрешение было дано, но без права священнослужения. Видимо, Булатович упорствовал в своих еретических воззрениях, так как в конце 1918 года Синод рассматривал дело «запрещенного в священнослужении иеросхимонаха Антония, который, исповедуя боголепное почитание имени господня и не соглашаясь почитать его относительно, как от него ныне требует церковная власть, отлагается от всякого духовного общения с нею, впредь до разбора дела по существу священным Синодом».
Не дожидаясь решения Синода, иеромонах уехал в родную Луциковку. О том, чем он занимался там в последний год своей жизни, не известно ничего. Весь его архив сгорел в 1920-х вместе с усадьбой. Сам Александр Ксаверьевич погиб в ночь с 5 на 6 декабря 1919 года. Сельчане утверждали, что он пытался защитить от банды грабителей какую-то женщину, и был застрелен нападавшими. Достойная смерть для лихого гусара и праведного монаха.