«Без палочной дисциплины они, подобны обезьянам...»

Из «Книги климатов» Абу-Исхака аль-Истахри аль-Фарси (около 1-й половины X века)

«Русы состоят из трех племен, из коих одно ближе к Булгару, а царь его живет в городе, называемом Куяба, который город больше Булгара; другое племя называют Славия и еще племя называют Артания, а царь его находится в Арте. Купцы прибывают в Куябу. Что же касается Арты, то никто туда не входил, ибо они (жители) убивают всякого чужестранца, путешествующего по их земле; только что они спускаются по воде и торгуют, но никому не рассказывают о своих делах и не допускают никого провожать их. Из Арты вывозятся черные соболи и свинец. Русы сожигают тела свои когда умирают, а с богатыми их сожигаются девушки для блаженства душ своих. Одежда их — короткие куртки. Арта находится между Хазаром и великим Булгаром, который граничит с Румом к северу. Они многочисленны и так сильны, что наложили дань на пограничные места из Рума, внутренние Булгаре же суть христиане».

Путешественник Гильберт де Ланноа, 1412−1414

«Великий Новгород — удивительно большой город; он расположен на большой равнине, окруженной большими лесами, и находится в низкой местности среди вод и болот (parfont dеs eaues et des places maresqueueses). Посреди упомянутого города течет большая река по имени Волхов (Wolosco). Город обнесен плохими стенами, сделанными из плетня и земли (de cloyes et dе terre), тогда как башни каменны. Этот город независим и имеет общинное правление (ville franche et seignourie de commune). Здесь есть епископ, который представляет как бы их начальника. И содержат они, равно как и все прочие pyccкие в Руси, которая очень велика, христианскую религию по своему обряду, такому же как и у греков. Они имеют замок, расположенный на берегу упомянутой реки, и в нем соборная церковь (maistre esglise) св. Софии, которую они почитают, и там живет их упомянутый епископ. Внутри упомянутого города живет много больших сеньоров, которых они называют боярами (Bayares), и там есть такие горожане, которые владеют землей в 200 лье длины, богаты и могущественны удивительно. И не имеют pyсские великой Руси других властителей, кроме этих бояр, выбираемых по очереди так, как хочет община. Монета их состоит из кусков (keucelles) серебра, весящих около 6 унций — без оттиска, потому что вовсе не куют золотой монеты, а мелкая их монета состоит из мордок белок и кун (de testes de gris et de martres). Они имеют в своем городе рынок, на котором продают и покупают себе женщин, имея на это право, (но мы, истинные христиане, (francs сristiens) не осмелились бы сделать этого никогда в жизни) и покупают своих женщин одну вместо другой за кусок или за два серебра как сойдутся — так, чтобы один дал достаточно другому. Они имеют двух начальников: тысяцкого и посадника, которые и управляют сказанным городом. Эти правители возобновляются из года в год. И там я был у упомянутых епископа и сеньоров. Женщины носят волоса, заплетенные в 2 косы, висящие сзади на спине, а мужчины — одну косу. Я был девять дней в этом городе, и упомянутый епископ присылал мне каждый день более 30 человек с хлебом, мясом, рыбой, буковыми орехами (de fain), пореем, пивом и медом, а вышеупомянутые тысяцкие и посадники дали мне обед самый странный и самый удивительный из всех, виденных мною когда-либо.

В ту зиму было так холодно, что занимательно было бы рассказать о стужах, которые там были, потому что мне приходилось ехать в стужу (pour le froit). Одно из чудес, производимых холодом, состояло в том, что, когда проезжали по лесам, слышно было, как деревья трескаются и раскалываются сверху донизу от мороза. Там случается видеть, как замерзшие глыбы конского помета разлетаются вверх от мороза. И когда ночью приходилось спать в пустыне, то мы находили свою бороду, брови и веки обмерзлыми от дыхания человеческого и полными льдинок, так, что, проснувшись, едва можно открыть глаза».

«Он говорил, что его государь весьма могуществен, имеет большие владения и хорошие доходы, превосходящие ежегодно миллион золотых дукатов, причем золотой дукат по цене и весу равен турецкому и венецианскому дукату, и что они употребляют также другие монеты из хорошего серебра, которых идет одной сто монет на дукат, а другой — 50, также как сольди и гросси. [Говорил], что некоторые провинции, в частности языческие, платят в качестве дани (tribute) каждый год большое число соболей, горностаев и спинок, другие платят полотнами (tele) и другими предметами, необходимыми для потребления и жизни двора, и что все вплоть до мяса, меда, пива (cervose), зерна и сена, потребляемых Государем и другими принадлежащими ко двору, доставляется общинами (comunita) и провинциями по определенному распределению (limitatione) и установленному порядку и что они полностью повинуются Государю; что говорят они на русском языке (lingua de Rossia), который похож на словенский (schiavona) и на язык Богемии и Польши, с небольшими различиями, как между нами и испанцами и французами и жителями всех других близких к нам районов. [Говорил он также], что одеваются зимой они обычно в лисьи меха, особенно в их белые горла, и что этих мехов у них великое количество. В средние сезоны они употребляют более легкие меха, летом же льняные ткани, из которых делают рубахи и другие одежды. Дворяне употребляют соболя и другие ценные меха, а в теплое время горностаев и спинки (dossi) мехом наружу, а кожей меха (cartha de la pelle) к рубашке, что дает возможность сохранять свежесть (che vene ad tenere frescho).

Шерстяные ткани, шелка, парчи и подобные материалы носят иностранцы, а именно — германцы и другие купцы, приезжающие из Венгрии, Греции и других отдаленных мест, но немцы начинают посещать их более других. [Говорил он], что в этой стране имеется громадное количество скота крупного и мелкого, что есть в ней очень большие пастбища и в продаже много дешевого мяса, а также кур и что есть большие реки и озера, производящие много хорошей рыбы, что у них есть громадное изобилие зерна, так что в ряде мест из-за излишнего количества его собраны удивительные и поражающие запасы пшеницы и другого зерна, особенно в тех местностях, которые удалены от моря, так как там нет никого, кто мог бы взять его и отправить в другое место. Из напитков они употребляют пиво, сделанное чаще всего из ячменя (orzo), и мед с цветом (fiore de lovertise), что дает хороший напиток, которым они часто напиваются допьяна».

«Мы получили приказание явиться к царю; немедленно по нашем прибытии мы были введены к нему; все мы поклонились ему и поцеловали его правую руку. Его Величество сидел на троне, с короной на голове, в левой руке держал скипетр работы золотых дел мастера, красиво украшенный богатыми и дорогими каменьями. После того как мы поцеловали его руку и поклонились ему, Его Величество выразил желание чрез толмача, чтоб мы были счастливы под его властью в его стране, и затем пригласил нас обедать у него. Поблагодарив Его Вел., мы вышли, пока не был готов обед. Когда наступило обеденное время, мы были введены в Царскую обеденную палату, где мы сели по одну сторону стола, стоявшего против Царского стола, чтоб он мог хорошо видеть нас всех.

Когда мы вошли в палату, мы нашли готовыми следующие столы. Во-первых, за высшим концом одного сидел Его Величество, его брат и Казанский Царь-пленник. Двумя аршинами ниже сын Казанского Царя, ребенок лет пяти, ниже его большая часть царских придворных. За другим столом, около царского, сидел один монах, которому во всем прислуживали как Царю. За третьим столом сидели так называемые Черкасы (Chirkasses), которые служат Царю в его войнах против неприятелей. Об этом народе и его стране я расскажу впоследствии. На всех столах стоял только хлеб с солью; когда все уселись, Царь послал каждому из нас по куску хлеба, который передавался всякому отдельно со словами: «Царь и Великий Князь жалует тебя сегодня хлебом»; таким же образом 3 или 4 раза до окончания обеда Царь рассылал всем напитки, передаваемые со словами: «Царь и Вел. Князь, жалует тебя питьем». Все столы были сервированы сосудами из чистого, прекрасного золота: миски, кувшины, блюда, соусники, кубки, бесчисленное множество всяческих кружек, из которых многие были усыпаны драгоценными каменьями.

Что касается до роскошных кушаньев, то я часто видел лучшие этих; что касается до вин и различных сортов медов, эти были чудесны. Во все время на столе не было свободного места, где бы можно было поставить еще хоть и кубок. Остальные столы, как я заметил, были сервированы также. Во время обеда пришло 6 певцов, которые стали посреди залы, лицом к Царю, и принимались три раза петь; их песни и голоса мало или почти вовсе не услаждали наших ушей. Царь не кладет, не перекрестясь, в рот ни одного куска; тоже он делает когда пьет, по своим обычаям он очень набожен и почитает своих духовных больше чем знатных. Этот обед продолжался до 5 часов; когда он кончился, столы были убраны, мы вышли на середину комнаты и кланялись Его Царскому Величеству; тогда Царь дал каждому из нас по кубку с медом из собственных рук. После того как мы это получили и выпили, нам позволено было выйти, Так кончился этот обед. Так как Царь желал, чтоб мы веселились, то он послал в нашу квартиру в этот же вечер 3 бочонка меду различных сортов, вместимость которых равнялась оксгофту».

«Путешествие в Московию» Раффаэлло Барберини, XVI век

«Вообще чрезвычайно как ревнуют своих жен и мало дозволяют им отлучаться со двора; да и не без причины так ревнивы они: мужчины и женщины у них чрезвычайно как хороши собою и здоровы. Одно только, что женщины обыкновенно употребляют румяна и белила, к тому же так неприятно, что стыд и срам! <…> Говоря здесь о послах, не могу промолчать, как вообще дурно поступают с ними в этом крае — подлинное варварст­во! Во-первых…несколько дней задерживают их областные прави­тели, пока не дадут о том знать двору и не получат оттуда разрешения. Потом… придаются им для конвоя разные бояре, кото­рые везут их туда, не дозволяя, впрочем, говорить им ни с кем дорогою. По прибытии в Москву отводится им особый дом, куда приставляется страж, дабы никто из них, даже последний их служитель, не мог оттуда выйти, и не дозво­ляется им ничего покупать для их удобства, кроме необходимого для жизни. К тому же… запрещено, чтобы ни­кто и из тамошних жителей не смел к ним приходить на дом, что-нибудь продавать, разве только оскорблять их и делать им всякие неприятности. И таким образом, должны они, пока не получат аудиенции, оставаться у себя взаперти с ме­сяц или около того, смотря как заблагорассудится государю».

«Большая часть государственных советников и других придворных чиновников — князья и богатые господа, имеющие собственные великолепные земли и людей; они, однако, не имеют права лично управлять этими землями, но должны поручать управление своим гофмейстерам, служащим и управляющим. Сами они обязаны жить в Москве, ежедневно являться ко двору, и даже в тех случаях, когда дела у них никакого нет, все-таки бить челом перед его царским величеством. Делается это с тою целью, чтобы они, живя в поместьях у своих подданных, не предприняли заговора против его царского величества.

Они живут в великолепных домах и дворцах, соблюдают большую пышность, являются на улицах в прекрасном убранстве, одетые в весьма дорогие одежды; при этом рядом с лошадьми и санями их бегут многие слуги и рабы. Когда они едут верхом, у луки седла у них имеются небольшие литавры, несколько больше ¼ локтя; они бьют в эти литавры рукояткою кнута, чтобы народ, толпящийся на улицах, а в особенности на рыночной площади и перед Кремлем, расступался перед ними.

Князья же, живущие в деревнях и иногда не имеющие средств, чтобы жить сообразно своему состоянию, ведут гораздо худший образ жизни, так что часто, не зная их по другому чему-либо, трудно обнаружить их среди крестьян. Так случилось, например, во время первого нашего путешествия, когда в Будове наш переводчик стал расспрашивать о живущем там князе и обратился со своим вопросом к самому князю, смотревшему сквозь оконное отверстие в курной избе: переводчик не разглядел, что князь и мужик одновременно глядели из того же отверстия. Когда князь дал понять, что ему эта ошибка неприятна, переводчику пришлось просить прощения за то, что он князя принял за мужика».

Севастьян Главинич о происшествиях в Московии, XVII век

«В Московском народе такая выносливость к труду и голоду, какой нет ни у одного из других народов: если в полевом войске, или у крепостной стражи, недостает пищи то они довольствуются одним хлебом, солью да водой. На поход (iter prosequentes) достаточно им мешочка с мукой, из которой, отыскавши по близости воду и бросивши в нее соли делают кашицу, и ею утоляют голод, после чего до того бодры и веселы, что поют и играют на рожках. Вот главная причина, главное, почему Царь Московский хвалится, что он один из могущественнейших Европейских Государей. Не известно, как много сокровищ у Царя, но нет никакого сомнения, что их у него очень много. Все кружала (Tabernae) в Москве — Царские, и никто другой, кроме Царя, не смеет выставлять на продажу напитки. Все роды драгоценных мехов, которыми Московия изобилует всего больше, — Царские же, и доход с них считается наравне с тем, как если бы владел он золотыми и серебряными рудниками; но у него нет ни тех, ни других, также и всякого другого металла, кроме железа; на Царя продается сало, конопля, кожи, называемые юфтью (juchter), поташ (fraxinei cineres), употребление которого необходимо Англии и Голландии для мочки черного сукна, для мыловаренного и стекольного производств; все названный вещи отправляются большею частью к Архангельской пристани, где-либо продаются на деньги Голландцам и Англичанам, либо же обмениваются на цену других товаров.

Ни в каком другом месте, кроме этой пристани, у Царя нет нигде сбора пошлины, уплатив которую один раз, всякий может свободно развозить товары по всей Московии, равно и вывозить оные».

«Я удивился громадности города. Он превосходит любой из европейских и азиатских. Благодаря этому пешком ходить невозможно, а надо ездить — зимой на санях, летом в повозке. Для этого при начале каждой улицы стоять наготове извозчики с санями и повозками. В нем живет несчетное множество народа — иные насчитывают миллион, а иные, более сведущие, немногим больше 700 тысяч. Без сомнения, он втрое больше виденных мною Парижа и Лондона. Он заключает в своей окружности семь холмов; церквей, и там и сям рассеянных, насчитывают свыше 2 тысяч. Все они — каменные; главы и колокольни либо вызолочены, либо раскрашены, что издали представляет приятную картину. Два столетия тому назад один болонский архитектор, по имени Аристотель, нанят был за большое вознаграждение в 1475 г. царем Иваном Васильевичем строить церкви, укрепления и стену этого города. Иовий говорит, что в Москве он воздвиг большой каменный храм во имя Блаж. Девы. После женитьбы на деспине, порфироносной дочери Фомы Палеолога, родственнице императоров византийских, этот князь стал жить с большей утонченностью… Хотя большая часть строении там из дерева, однако снаружи они довольно красивы и вперемежку с хоромами бояр представляют чудесный вид. Улицы широки и прямы; много обширных площадей; вымощены они толстыми, круглыми сплошными бревнами и укатываются санями, кои ездят по ним во множестве. При каждом жилище или боярских хоромах — дворы, службы, баня и сад».

Записки о России бывшего полкового священника Генриха Седерберга, 1709−1718

«Брачный союз Русские считают весьма святым и под смертною казнию он запрещен между родными до 4 колена. Точно также не позволяется многоженство, так что самому Царю не дозволено иметь более одной жены, если она только не бесплодна, или не может произвести на свет Великого Князя: в последнем случае он может ее заключить в монастырь и взять другую. Вступить во второй брак после смерти первой жены дозволяется, только не Священникам; третий брак не дозволяется иначе, как по очень значительным и важным причинам. Четвертый же брак так строго запрещен, что кто в него вступит, подвергается смертной казни. Развод очень употребителен и из-за весьма ничтожных причин, но на то требуется решение Епископа.

К начальству они питают такое глубокое уважение, что считают одним из членов своей Веры, что воля их Царя есть воля Божия, так что в тех случаях, когда они в чем сомневаются, они говорят: «Бог знает да наш Царь», которого они также называют ключеносцем и слугой Бога, и что он исполнитель Божьего слова; также что все, что он одобряет в делах Веры, то верно и тому должно следовать. Князья и Бояре, самые богатые, знатные и влиятельные, должны пред самым малым из Царских чиновников, присланных от Царя с повелением, бросаться на землю, и в этом положении выслушивать, без малейшего противления, самые строгие приказания, даже если б они касались собственной их жизни, или дела, сопряженного с опасностью жизни. Если Царь взглянет на кого-нибудь немилостиво, или покажет малейший знак гнева, или неблаговоления, то сейчас восклицают: «Да здравствует Его Царское Величество… Вот моя голова: делай, что хочешь!». Но если прием был милостив, то они хвалятся им, что видели Царские очи улыбающимися.

К духовному званию они чувствуют также большое уважение, преимущественно к Патриарху, который должен пребывать в столице Московской и прежде был он назначаем Константинопольским Патриархом, но в настоящее время избирается несколькими духовными лицами, назначаемыми от самого Царя, которые собираются с Министрами, Архиепископами и Епископами для обсуждения избрания и, указав на одного из излюбленных, тотчас посвящают его и ставят над другими.

Патриарх следует за Царем, по своей власти и значению, и управляет духовными делами неограниченно, по своей воле, так что сам Царь часто в делах Религии прибегает к его совету».

«Солдаты русской регулярной армии очень хорошо вооружены и прекрасно выглядят, в особенности гренадеры. В Кронштадте служат только те, кто имеет отношение к флоту и охране Адмиралтейства. Остальные — инвалиды. Вся пехота одета в зеленый и красный цвета, кавалерия — в синий и красный, моряки — в белый и зеленый. Народ, на первый взгляд, цивилизованный, все же довольно дикий. Я видел, как рекруты проходят строевую подготовку, которая поставлена очень хорошо. Солдата из русского можно сделать ударами палки, позади каждого войска марширует человек с необходимым для этого инструментом, который довольно часто приводится в действие. И все же можно удивляться, за какой короткий срок цивилизовали этот народ. Петр Первый воистину заслуживает быть названным «Великим». Мужчины одеты немного по-варварски. Крестьянин носит обычно полушубок, сапоги. Большая борода придает ему вид обезьяны, при этом на лице его такое выражение, как будто он хочет кого-либо сожрать, хотя для этого нет никаких причин. Впрочем, он ведет себя вполне рабски и настолько полон послушания в отношении господ, что почти при каждом слове, которое произносит, кланяется почти до земли. Женщины одеты почти как немки, однако талия и юбка представляют собой одно целое; на голове они носят что-то в виде тюрбана или головной платок — это все что я могу пока сказать.

<…>

Дворцы власть имущих, по моему мнению, не самые маленькие и построены с большим вкусом. Здания Адмиралтейства, Кадетского корпуса, Конногвардейского манежа, Морского корпуса, галерного двора, большие товарные склады — купцы могут хранить свои товары не в собственном доме, а держать их на складе — и многие другие государственные строения вызывают уважение иностранцев. Я опишу их подробно, как только увижу изнутри и смогу лучше судить о них.

Что касается народа, то заметно, как постепенно старые грубые правы превращаются в более цивилизованные. Обычаи справедливые, хотя в некоторых отношениях неразумные. На военной службе жители этой страны многому учатся, и за короткий срок становятся совсем другими людьми, но без палочной дисциплины они, подобны обезьянам, которые могут все только копировать. На русских можно положиться больше, чем на любого другого жителя этой страны.

Боже, каким благословением может оказаться для страны такой правитель, как Петр Великий. Его пример и влияние очевидны даже сегодня. Сколько имеем мы таких правителей? Посмотрите вокруг себя в Европе, их весьма мало, остальные не больше, чем отцы своих подданных! Как доволен и счастлив должен быть государь, подобный Петру Великому, если он видит, что его подданные чтут его и готовы носить на руках! Без него Россия была бы ничто и не имела бы сегодня такого веса в судьбах Европы, как некогда Франция».

«Pyccкий двор не похож ни на какой другой в Европе. Он требует особого описания; ясно вообразить его себе чрез сравнение с другими невозможно. Сверхъестественная роскошь обыкновенных дней служит здесь только подготовкою к той, волшебной картине, которую он представляет в дни, назначенные для приема (куртаги). Прием бывает большею частию по воскресеньям. В эти дни, уже с 11 часов, дворцовая площадь напружена каретами и другими экипажами, число которых постепенно умножается. Начиная с многочисленных запряженных шестернею карет и кончая одноконным экипажем, так называемыми дрожками, все едущие стараются обогнать друг друга.

Все это стремится из улиц, выходящих к площади, на которой беспорядочными группами собралась многочисленная толпа народа; выражение лиц указывает высокую степень удивления, а восклицания, при приближении какого-нибудь роскошного экипажа, служат красноречивым доказательством их восторга. Полиция исполняет свою обязанность охранения порядка при помощи палочных ударов, раздаваемых направо и налево. Как скоро какой-нибудь экипаж достигнет дворцового подъезда, сидящие в нем поспешно покидают его, чтоб не вышло задержки от вновь прибывающих. На лестнице начинается, а в передней еще более усиливается борьба с препятствиями в виде необыкновенного количества лакеев, благодаря которым. доступ в покои почти невозможен. Когда преодолено это затруднение, вы входите в первый покой, из которого одна дверь ведет в придворную церковь, а другая в соседнюю с залою комнату. Как скоро началась божественная служба, появляется с своей свитою Государыня. Пение двух хоров певчих часто прерывается возглашениями архипастыря. Это пение проникает до глубины души: невольно чувствуешь благоговение и побуждение к прославлению Высочайшего Существа. Русских можно отличить по часто повторяемому крестному знамению, которое они сопровождают глубокими поклонами. Под конец службы толпа спешит покинуть церковь, чтобы присоединиться к лицам, собравшимся между тем в зале, и тем сделать пестрое собрание еще пестрее. Лица этих людей, собравшихся на таком небольшом пространстве со всех концов света, так же разнохарактерны, как их наряды».

«Единство действия, присущее деспотизму, делает Россию очень страшной. Достаточно воли государя, чтобы потрясти все части этого обширного организма: никаких препятствий, никаких противовесов, никаких посредствующих властей. Чего желает император, то и совершается; прав он или неправ, это все равно. Так как в России все машина, то простота начала всякого движения делает эту машину очень величественной. Надо бояться не счастливых народов, а диких и фанатичных. У последних на первом плане является физическая сила и интенсивность действий, являющаяся результатом того, что это действие никогда не освещается размышлениями или партийными соображениями, умертвляющими действие. В России нет общественного мнения, да и не может быть».

Маркиз Астольф Луи Леонор де Кюстин, XIX век

«Чем больше я узнаю Россию, тем больше понимаю, отчего император запрещает русским путешествовать и затрудняет иностранцам доступ в Россию. Российские порядки не выдержали бы и 20 лет свободных отношений между Россией и Западной Европой. Не верьте хвастливым речам русских: они принимают богатство за элегантность, роскошь — за светскость, страх и благочиние — за основания общества. По их понятиям быть цивилизованным — значит быть покорным; они забывают, что дикари иной раз отличаются кротостью нрава, а солдаты — жестокостью; несмотря на все их старания казаться прекрасно воспитанными, несмотря на получаемое ими поверхностное образование и их раннюю и глубокую развращенность, несмотря на их превосходную практическую сметку, русские еще не могут считаться людьми цивилизованными. Это татары в военном строю —
и не более».