Цель этого мероприятия не восстановление разбитых горшков, а изгнание из города опасного для государства человека. Город — Древние Афины, черепок здесь называется «острак» или «остракон», а весь процесс — «остракизм».
Надо помнить, что это не наказание за какое-то доказанное преступление, но превентивная мера безопасности. Как если бы футбольный судья показывал красную карточку игроку, показавшемуся ему потенциальным костоломом. В роли арбитра выступали все полноправные граждане Афин, и им достаточно было сдать в «счётную комиссию» черепок с нацарапанным на нём именем. Например, «Аристид» или «Фемистокл».
Борьба этих двух замечательных греков — пожалуй, самый яркий и показательный эпизод в истории остракизма. В 490 году до н. э. афиняне и их союзники разбили персов при Марафоне. Гонец пробежал 42 километра, сообщил о победе и умер. Герой Марафона Мильтиад недолго почивал на лаврах. Вскоре его обвинили в злоупотреблениях, приговорили к уплате гигантского штрафа, заключили в тюрьму, где он и скончался. Герой умер, но «лавры не давали спать» честолюбивому афинянину по имени Фемистокл. По преданию, он так и говорил, и фраза эта стала крылатой.
Фемистокл полагал, что Афинам, расположенным недалеко от побережья, изрезанного узкими заливами и тесными проливами между островами, необходимо строить флот и укрепить порт Пирей. Противником этой идеи был Аристид. В отличие от Фемистокла, порывистого и честолюбивого любимца бедноты, Аристид был спокойным и мудрым избранником аристократов. Он выявил и обнародовал множество финансовых нарушений при сборе средств на строительство флота и открыто обвинил в этом Фемистокла. Тот не остался в долгу и нашёл подтасовки в расчётах Аристида.
Народ метался, не зная, кому верить. Фемистокла и Аристида поочерёдно то выбирали на высшую должность архонта, то смещали. Аристид подчёркивал, что справедливость для него важнее всего, и при повторном избрании выразил не благодарность, а презрение согражданам, которые ничего не понимают и готовы поддержать кого угодно. Против Аристида — первого из наших двух конкурентов — возбудили процесс остракизма, и он был изгнан из Афин. Плутарх рассказывает, что Аристид и здесь подтвердил своё прозвище Справедливый. К нему подошёл неграмотный крестьянин с черепком в руках и попросил нацарапать имя «Аристид». «А он тебе сделал что-то плохое?» — «Да нет, — ответил крестьянин, — мне просто надоело, что на всех углах про него кричат: «Справедливый, справедливый!» Аристид вздохнул, нацарапал своё имя и отдал черепок крестьянину.
Так, примерно в 483 году до н. э. Фемистокл остаётся вне конкуренции и самозабвенно строит флот. А через два года становится известно, что персы идут на Грецию и греки создают союз во главе с Афинами и Спартой. События показывают, что Фемистокл был прав. На суше персам противостоять практически невозможно: несмотря на героизм царя Леонида и его трёхсот спартанцев в Фермопильском ущелье, войска Ксеркса стремительно идут вглубь страны. А тем временем афинский флот треплет персов при Артемисии и в полном порядке отходит к родным проливам. Фемистокл всеми правдами и неправдами пробивает свой план ведения войны. Он использует хитрость, подкуп, убеждение, выгодное для себя толкование пророчеств и знамений, ложные манёвры и дезинформацию. В результате, когда армия Ксеркса была готова с лёгкостью победить на суше и захватить все земли греческого союза, Фемистокл громит персидский флот при острове Саламин и тем добивается стратегического преимущества, а потом полной победы.
Мирная жизнь часто съедает героев войны, особенно таких ярких и безрассудных, как Фемистокл. Похоже, что его подвело чувство боевого братства. Когда спартанский царь пошёл на сговор с персами и попытался вовлечь в это Фемистокла, тот отказался, но не выдал старого друга. Дело вскрылось, вину или невиновность Фемистокла равно невозможно было доказать, и афиняне начали собирать черепки с его именем. Собрали, изгнали. Фемистокл, лишённый теперь всего, вплоть до патриотизма, отправился к бывшим врагам. Персы его приветили и даже назначили управлять немалыми территориями. Но когда ему было предложено возглавить новое вторжение в Грецию, он отказался и принял яд. Или просто умер. Никто в точности не знает. Так же, как никому до конца непонятно, чем, в сущности, был греческий остракизм: разумной демократической процедурой или азартной политической игрой в черепки.