Острое неприятие колдовства во всех его проявлениях (привороты, заклинания, заговоры, порчи и др.) было характерно для всего христианского мира раннего Нового времени. Практически тотальное магическое сознание и усиление государства и церкви создали предпосылки для повсеместного, налаженного и регламентированного правом преследования заподозренных в проведении магических обрядов. Магия считалась направленной против самих религиозных основ государства. Церковь и светская власть объединили усилия в борьбе с нею.
У восточных славян со времен Киевской Руси колдовство наказывалось довольно жестко, но в зависимости от тяжести преступления — от штрафов до сожжения, ведь само понятие «ведовства» определялось довольно широко: от владения магическими книгами и письмами-оберегами, травами и зельями, до непосредственной магической практики. Казни за такие преступления, в том числе массовые, зарегистрированы еще в Средние века. Так, в 1227 г. в Новгороде сожгли четырех колдунов, а в 1411 г. в Пскове были сожжены двенадцать ведьм. В 1551 г. Стоглав объявил, что колдуны, гадатели, астрологи и все, связанные со злыми духами, будут отлучены от церкви и будут «в опале» от царя. Типичным наказанием для мужчин, обвиненных в злом, нацеленном на вред другим людям колдовстве, было сожжение, а для женщин — обезглавливание. Также по указу 1653 г. полагалось сжигать все колдовские приспособления и сносить дома преступников.
Закономерно, что в делах о ведовстве нередко было сложно собрать улики, непосредственно свидетельствующие о вине подозреваемого. Это компенсировали обычным способом следствия. Как и в других делах по обвинению в тягчайших преступлениях, частью следственных мероприятий были пытки. Процедура дознания шла обыкновенно по такому сценарию: допрос, затем еще допрос, при котором подозреваемый видит пыточные инструменты, затем опять допрос с угрозой пытки, затем допрос и пытка. Считалось, что показания, данные под пыткой, в большинстве случаев истинны. Изучение следственных дел о колдовстве в 16−17 вв. показало, что пытки в этих делах применялись шире, чем в иных случаях. Как и в Западной Европе, считалось, что боль может победить овладевших человеком демонов. Колдунов приговаривали к пыткам, а затем ссылке или казни, и отводили перед этим хотя бы три дня на покаяние, приводили священника.
Мужчины подвергались преследованиям не меньше, чем женщины. Весной 1647 г. мужчину, заподозренного в колдовстве, подвергли 42 ударам кнутом (очень суровая мера), затем обрили голову, «и вода на голову лита» (одна из самых изощренных пыток, при которой на голову медленно капают холодной водой, что приводит к мучительной боли), и «огнем зжен накрепко». Пытки имели целью получить главное и порой единственное доказательство вины — признание. Другое дело о колдовстве произошло в Лухе и длилось в 1656 — 1660 гг. Мужчину секли дважды, пытали водой и жгли калеными клещами.
Пол, социальный статус, национальность, даже возраст — ничто не спасало колдунов от рук палача. В 1647 г. в волшебстве обвинили старую женщину и пытали кнутом и водой, но судья приговорил только к 11 ударам для судебной пытки: «больше того пытать не смели, потому что стара». При пытках старались избежать смертельного исхода. Поэтому в этом случае выбрали меньшее количество ударов. Позже пытку повторили. По тому же делу пытали двух женщин моложе, мать и дочь, и им досталось сильнее: 30 ударов матери и 25 — дочери, обеих жгли огнем и пытали водой. В 1693−94 гг. у жителя г. Козлов случайно обнаружили «воровское заговорное письмо от ружья», то есть колдовство, защищающее от оружия (слово «ружье» 17 в. означало оружие вообще). На допросе и под пыткой мужчина признался, что хранит этот оберег уже лет десять, но не знает грамоты и не понимает написанное. То, что он не отказался от этих показаний после трех ужасных пыток, последняя из которых включала безжалостную порку кнутом (60 ударов), огонь и сожжение на спине этого письма, спасло ему жизнь — вместо казни он был отправлен в вечную ссылку.
Вера в колдовство была абсолютной и в народе (который зачастую сам расправлялся с ведьмами и колдунами), и при царском дворе. В 1643 г. мужчину приговорили к сожжению за то, что он якобы сглазил царицу Евдокию Лукьяновну, а в 1676 г. Милославские обвинили в колдовстве своего конкурента в борьбе за влияние А. С. Матвеева. Подобные наветы не были большой редкостью. В 1638−39 гг. произошла еще одна трагичная история: расследовали особое, «массовое» дело по обвинению в колдовстве против самой царицы. Тогда обвинили сразу десять работниц кремлевского хозяйства. Всех их пытали, некоторых не по одному разу, и в итоге отправили в ссылку, не найдя убедительных доказательств тяжкой вины.
Суд, осуществлявший от лица царя правосудие, оберегал духовную чистоту государства, пытая и казня еретиков и колдунов. Интересна статистика наказаний за магические преступления (которую все же можно составить, несмотря на скудость источниковой базы). Историки В. Кивельсон и Р. Згута, исследовав более двухсот пятидесяти дел 17 в., подсчитали, что казнили около 10% обвиненных. При этом женщин наказывали меньше. Из 47 исследованных Р. Згута случаев 21 человек был оправдан, 10 приговорены к сожжению, 5 сосланы, 3 умерли под пыткой, 1 сбежал и еще одного священника передали церкви, чтобы там сами решали вопрос о его наказании. Иногда подозреваемые могли отделаться лишь порицанием, как в случае, описанном иностранцем Адамом Олеарием. Тогда двое иностранцев, художник и врач, были обвинены в колдовстве, потому что у них был скелет. Для самих иностранцев все в итоге обошлось, но скелет все же перетащили за Москву-реку и там сожгли.
В начале 18 в. преследования усилились, когда Петр I проникся европейской идеей о колдовстве как договоре с дьяволом. Но через некоторое время в магах стали видеть тех, кем они всегда и являлись — мошенников или суеверных и темных людей, а не преступников против бога. При Екатерине II государство уже не считало колдовство уголовным преступлением.