С приходом нацистов к власти все реакционные, националистические и милитаристские круги Германии опасались повторения событий ноября 1918 года, когда обыкновенные солдаты вышли из подчинения, что затем переросло в ноябрьскую революцию и, как следствие, поражение Германии в Первой мировой войне. Потеря контроля над солдатами была для немецкого сначала Рейхсвера, а потом Вермахта всегда очень актуальной задачей. Над ней много работали, и поэтому еще до начала Второй мировой войны в подразделениях Вермахта создавались так называемые особые подразделения, особые отряды. Но они на тот момент занимались исключительно, как писалось, воспитательной работой. То есть туда попадали те солдаты, которые не могли быть отданы под трибунал за то, что они совершили те или иные преступления, за то, что они плохо подчинялись командирам, но все-таки их можно было исправить — изменить поведение, подчинить. С началом Второй мировой войны фактически все числящиеся в данных особых подразделениях попали в концентрационные лагеря без разбора. Таким образом, с 1939 года начали возникать первые прототипы штрафных батальонов. Это были полевые арестантские батальоны и полевые штрафные лагеря. Пребывание в них было очень жестким. Один из военных юристов даже говорил, что полевые штрафные лагеря — это некий аналог концентрационных лагерей для Вермахта. Выживаемость там была минимальной (очень суровые, если не сказать бесчеловечные, условия), но где-то, начиная с 1941 года, начали возникать новые структуры, которые назывались «исправительные части». Они имели некие номерные обозначения: 999-я (числящихся там солдат обычно так и называли — «999») и 500-я (500-е батальоны назывались так потому, что у них номера были пятисотые — 500-й, 520-й, 540-й, 560-й и так далее). Именно исправительные. Немцы весьма неохотно прибегали к формулировке «штрафной», они чаще использовали — «воспитание», «исправление», то есть как-то обходили стороной такие жесткие термины, но сути это не меняло.
Штрафбаты Красной Армии были позаимствованы из опыта Вермахта (то есть все-таки не они у нас, а мы у них). И не только они. Например, в период «великой» дружбы 1939 — 1941 годов в советской лагерной системе вместо сталинских терьеров появились немецкие овчарки, ну, и так далее.
Как уже говорилось, сами штрафные батальоны (будем называть их так), а точнее все-таки исправительные батальоны (между 999-и и 500-и есть разница), стали возникать летом 1941 года, то есть накануне нападения Германии на СССР. Стоит отметить, что штрафники, которые в них числились, не всегда были лояльны к режиму. Так, в 999-е попадали те, кто согласно национал-социалистическим формулировкам не был достоин ношения военной формы, то есть не был достоин служить в армии. В эту формулировку (у нас она обычно переводится «не годен к военной службе», хотя это не совсем правильно, все-таки «не достоин») закладывался некий пропагандистский эффект. То есть уголовники и политические заключенные не были достойны несения военной службы.
Любопытно, но до 1941 года 999-е батальоны фактически никак не использовались, что вызывало определенное непонимание в немецком обществе, особенно в период, когда шли активные боевые действия. Возникали вопросы: почему истинные приверженцы нацистского режима воюют, в то время как политические заключенные отсиживаются в тылу? Почему они даже не зачислены в организацию Тодта? Почему не участвуют в строительных ротах, кампаниях, а занимаются обыкновенной своей, что называется, гражданской жизнью? И вот в свете этого начали возникать 999-е батальоны. Именно туда в большинстве своем попадали все политически неблагонадежные граждане Германии. Их было где-то около трети. Остальные две трети составляли уголовники, которых действительно было опасно (для дисциплины) запускать в армейские части. По большому счету, в боевых действиях они не участвовали, то есть оружие им не выдавалось, по крайней мере до начала 1944 года.
999-е были аналогами наших строительных батальонов. На передовой, в предельно тяжелой обстановке, под ураганным огнем они должны были заниматься или строительством окопов, или выносить раненых, то есть привлекались ко всем тем действиям, которые не были связаны с ношением оружия.
Во время боевых действий в штрафбаты попадали также за мародерство, гомосексуальные связи, самострелы, трусость, оставление своих позиций. Нередко применялась формулировка «подрыв боеспособности». В штрафники записывали всех, кто критически высказывался относительно режима, ведения боевых действий, необходимости или их правильности и так далее.
Один из ярких эпизодов, когда рядовые солдаты попытались ограбить во Франции одного из владельцев небольшой пивнушки, забрали у него 35 марок (по тем временам это была крошечная сумма), за что все угодили в исправительные части. (Почему они были исправительные? Потому что штрафникам все-таки давалась возможность вернуться в действующую армию).
Это, кстати, было общее и у нас, и у немцев. Только у нас структура попадания в штрафбаты была более упрощенная: провинность — штрафбат. У немцев была более сложная цепочка: военные тюрьмы, концентрационные лагеря, полевые арестантские роты, исправительные батальоны, действующий Вермахт.
Что касается 500-х батальонов, то их специфика заключалась в том, что им не только выдавалось оружие, но они были и некими ударными частями. Фактически на каждом участке фронта, а еще точнее у каждой группы армий («Север», «Юг» и «Центр») было где-то по два батальона. Ими затыкали все дыры, все прорывы. Само собой разумеется, что в результате подобной практики численность таких батальонов убывала прямо на глазах.
Однако попадание в 500-й батальон считалось привилегией (в отличие от попадания в 999-й), хотя и было сопряжено с большим риском. Да что там, выживаемость в 500-х фактически была равна нулю. В определенный момент тем, кто предварительно попадал в подготовительные лагеря, в которых формировалось пополнение для этих батальонов, категорически запрещалось обсуждать сводки с фронтов, потому что в итоге люди могли понять, что они идут на верную смерть.
На Северо-Западном и Калининском фронтах штрафники 500-х батальонов использовались достаточно активно. Под Велижем, в Каменке, на Синявинских высотах они сражались очень яростно, удерживая данные территории вопреки всем возможностям человека. Кстати, в боях под Каменкой (и это еще одна особенность, которая роднит штрафбаты Красной Армии и штрафбаты Вермахта) против 550-го батальона был применен заградительный отряд, составленный из специальных унтер-офицеров, которые были вооружены пулеметами и автоматами и получили приказ расстреливать всех трусов, которые отступали. Это был единственный случай в истории Вермахта.
Возникает вопрос: «Почему практика применения заградотрядов в Вермахте не нашла своего распространения?» Нет, немецкие генералы не ставили перед штрафбатами более выполнимые задачи, скорее сами штрафники наивно полагали, что выстояв, они смогут вернуться обратно в нормально действующие части. И прецеденты возвращения были. Цифра, конечно, малоутешительная, но все же. Один из унтеров подобных батальонов в своих мемуарах писал, что на его практике помилование получило где-то 10 человек. Однако вот в чем парадокс: мало было получить помилование, надо было его еще и дождаться. В Рейхе действовала четкая бюрократическая машина: опрошенный сержант, опрошенный лейтенант, командир полка, который отправлял документы в командование или армии, или дивизии, потом данные шли в Берлин, где они или получали, или не получали одобрение. Таким же длинным путем ответ возвращался обратно. То есть к тому моменту, когда человек мог получить помилование, его самого уже могло не быть.
В большинстве случаев, кстати, так и было, поэтому от практики зачитывания помилования перед строем быстро отказались, потому что выглядело это достаточно цинично: человека помиловали, а он уже недели две как погиб. Все это, естественно, очень сильно сказывалось на психике. Поэтому предпочитали как-то замалчивать и полностью менять состав батальона. Выбыл состав фактически — прислали новых. Они еще не знают, что их ждет, поэтому питают некие надежды. Проходит недели две-три, присылается новый состав и так далее. Если говорить о численности, то можно встретить две сильно различающиеся, но все равно достаточно показательные цифры: это 33 тысячи и 88 тысяч (согласно другому источнику) дел штрафников, которые были вывезены из Берлина за период Великой Отечественной войны.
Уже говорилось, что попадание в штрафной батальон рассматривалось как некая привилегия, милость, потому что человека могли повесить, расстрелять или в крайнем случае сослать в так называемые Эмсовские лагеря.
Что касается формы штрафников, то у них была обычная форма Вермахта за исключением того, что 999-е не носили знаков различия и были лишены петлиц и погон. 500-е носили знаки различия, но у них были некие ограничения по ношению наград. Можно встретить случаи, когда унтер-офицеры-штрафники были награждены некоторыми наградами, даже Железным крестом I или II степени. Казалось бы, их должны были помиловать, но нет.
Командовали штрафбатами специально подобранные офицеры, которые к штрафникам не относились. Одну четверть штрафных батальонов составлял так называемый уставной персонал — наиболее проверенные унтер-офицеры, закаленные в боях, что называется, с фюрером в голове, которые в любой момент могли выполнить функции заградотряда, но к этому их не обязывали.