9 февраля 1918 года из станицы Ольгинской, что под Ростовом, выступила в путь недавно созданная Добровольческая армия. Назвать этот отряд армией нельзя было даже с большой натяжкой хотя бы потому, что по численности он равнялся полку, — под знамена несостоявшегося диктатора генерала Лавра Корнилова встало чуть более трех тысяч бойцов. Кроме того, вместе с армией в поход на Кубань отправились и гражданские лица, которые бежали на юг из страха перед большевиками.
Два месяца эти голодные и ободранные солдаты, не имевшие ни крепких тылов, ни припасов, скитались по бескрайним степям южной России. Армия шла в Екатеринодар (ныне Краснодар), но в итоге вернулась на Дон. Поход стал легендой Белого движения, а его участники покрыли себя бессмертной славой.
Начало похода
Добровольческая армия начала формироваться примерно через неделю после захвата большевиками Зимнего дворца. Идея, принадлежавшая генералу Алексееву, была активно поддержана Корниловым, который и стал в итоге главнокомандующим. Состав армии был довольно пестрым. Собственно добровольцев тут было очень мало. Большую часть отряда составляли офицеры, кроме того, под корниловские знамена встали казаки, юнкера, студенты и даже гимназисты. Среди потенциальных новобранцев оказался и унтер-офицер Тимофей Кирпичников. Годом ранее в Петрограде он застрелил командира своей роты, что положило начало восстанию, перешедшему вскоре в Февральскую революцию. Вербоваться Кирпичников пытался у полковника Кутепова, которому прямо заявил о своем революционном прошлом. Кутепов без лишних разговоров велел Кирпичникова казнить.
Общая численность не превышала 4 тысяч человек, но армия посеяла страх в сердца врагов еще до того, как вступила в бой. Красные командиры едва ли не каждый день требовали подкрепления и жаловались в своих донесениях, что в Ростове белыми создается гигантское войско. К середине февраля к Дону были стянуты такие силы красных, что Добровольческая армия вынуждена была оставить Ростов. Штаб перебрался в станицу Ольговскую, где и было принято решение идти на Екатеринодар. Что характерно, принял его не Корнилов единогласно, а совет офицеров, на котором право слова имели даже младшие чины. Такое регулярно случалось во флоте, но для сухопутных войск подобный демократизм был практически нонсенсом. Так начался Первый кубанский поход, прозванный позднее ледяным или ледовым.
«Добровольцев», прошедших путь от Ростова до Екатеринодара, почтительно именовали «первопоходниками». Новобранцы, — вспоминал Деникин, — смотрели на участников похода как на героев. Не забыло их подвига и командование. Для первопоходников была учреждена специальная награда: почетный серебряный знак в виде меча, пересекающего терновый венок. Что же касается звания, то оно пережило не только добровольческую армию, но даже и белую эмиграцию. Само слово «первопоходник» стало синонимом слова «герой» и символом сопротивления большевикам. Уже после того, как всякая надежда на победу в Гражданской войне была утрачена, а многие белые покинули Россию, был создан «Союз Первопроходников». Такое же название носили многие издания русской военной эмиграцией. В Белграде выходила газета «Первопоходник», в Париже — журнал. Традиция получила продолжение и во второй половине ХХ века. Новый журнал «Первопоходник» издавался в Калифорнии на протяжении 20 лет. Последний номер увидел свет в 1981-м году.
В пути
Ростов-на-Дону и Екатеринодар разделяют всего 275 километров. Сейчас от одного города до другого можно добраться на автомобиле за несколько часов. Разумеется, добровольческая армия не могла перемещаться с такой скоростью. Большую часть отряда составляла пехота, не способствовали ускорению и громоздкие обозы. К тому же, маневрируя, армия двигалась своеобразными дугами, отклоняясь от прямого пути на много верст. К нехватке припасов и продовольствия, к общей усталости и постоянным стычкам с красными добавлялись еще и внутренние противоречия. Корнилов, Алексеев и Деникин ссорились из-за каждой мелочи, не лучше были и настроения среди бойцов. Правда, был в их компании и четвертый генерал, который занимался в основном примирением ссорившихся. Сергей Марков, лично сформировавший два полка, выступал в роли голоса разума.
Это был уже многоопытный военный, повидавший на своем веку не одно сражение. Он прошел и Русско-японскую, и Первую мировою войны, а в конце 1917 присоединился к Корнилову на Дону. Маркову было поручено командование Офицерским полком — одной из наиболее боеспособных единиц нового войска. Это был этакий «слуга царю, отец солдатам». За время похода он совершил немало подвигов. Самый известный случай произошел во время отступления от Екатеринодара. Добровольческая армия с боями прорывалась через окружение. Ставка командующего временно расположилась в железнодорожной будке возле брошенной станции. Внезапно к ней подкатил бронепоезд красных. Еще минута, и армия осталась бы без командиров. Но Марков выскочил на рельсы, криком остановил поезд и швырнул в него гранату. Пока большевики приходили в себя, генерал собрал небольшой отряд, перешел в атаку и захватил бронепоезд.
Марков погиб в июне 1918 года, через два месяца после окончания похода. Его полк с тех пор назывался «1-й Офицерский генерала Маркова полк».
Обстановка и тактика
Тем не менее обстановка была напряженной. Алексеев, например, опасался конфликтов между юнкерами и студентами, ибо первые считали вторых социалистами и пособниками большевиков. Командир корниловского Ударного полка Митрофан Неженцев говорил, что если бы не ежедневные стычки с красными, то уже через неделю солдаты поубивали бы друг друга сами. Но появление общего врага заставляло бойцов забыть о внутренних противоречиях.
В начале марта до корниловцев дошли слухи, что цель похода — Екатеринодар — захвачена большевиками. Точных сведений у добровольцев не было, так что отряд продолжал путь, надеясь, что слухи не оправдаются. Генералы верили, что город все еще контролирует полковник Покровский и его кубанцы. Но надежда эта умерла уже через несколько дней. Сведения поступили из неожиданного источника: после боя у одной и станиц, Деникин подобрал в брошенной врагами траншее советскую газету. В ней красочно описывалось взятие большевиками Екатеринодара. «Члены городского совета встречали красных командиров со слезами умиления и радости на глазах». Это был настоящий удар, терялась идея всей операции. Корнилов принял решение идти за Кубань, в горные станицы, чтобы дать отдых утомленным солдатам и в спокойно обстановке разработать «план В».
Но первопоходников ожидал новый удар — погода. На юге России резко похолодало. Ударил двадцатиградусный мороз. Иногда температура опускалась и до минус 30. На корниловцев обрушились порывистый ветер и снежная пурга, которая время от времени превращалась в настоящий буран. Орудия и обозные телеги заиндевели. Ледяную корку с раненых приходилось соскребать штыками. Тогда-то и возникло название «Ледяной поход». Кто его придумал — неизвестно. Первоначально корниловцы употребляли его в шутку. Впрочем, есть версия, что первой слова «Ледяной поход» произнесла некая юная сестра милосердия, а острый на язык генерал Марков присвоил это название всей операции.
Хуже всего было, впрочем, то, что повернув на юг, армия оказалась в районе, который контролировали большевики. Корниловцам приходилось выдерживать по бою в день и, хотя победы в стычках оставались за ними, количество потерь росло. Что же касается походного лазарета, то места хуже было не придумать. Раненых не оперировали из-за нехватки лекарств и хирургических инструментов. Они умирали либо от заражения, либо от потери крови. Их стоны, — вспоминал Деникин, — разносились на весь лагерь. Дошло до того, что один из раненых потребовал операции, угрожая врачам револьвером. Усмирить его смог лишь генерал Корнилов, который лично явился в лазарет и уговорил страдальца убрать оружие.
Для местных жителей приход корниловцев был равносилен нашествию варваров. Остановить грабежи не могли даже генералы. Отвечая на строгий вопрос Алексеева, один из солдат ответил: «Мы нашли крупу и воду, что же, прикажете, не варить каши?!» Командование было вынуждено смириться с этим. «Чрезвычайно трудно внушить черкесу, у которого большевики спалили дом, уважение к частной собственности противника», — с грустью писал Деникин.
Неудачный штурм Екатеринодара и конец похода
До Екатеринодара армия дошла, не потерпев ни одного поражения и понеся минимальные потери в стычках с превосходящими силами красных. У измученных корниловцев не было резервов, командование не имело точных разведданных, тыловое обеспечение тоже отсутствовало. Причиной военных успехов была тактика «добровольцев», в основе которой лежал принцип: «лучшая оборона — это нападение». Сколько бы ни было врагов, корниловцы всегда наступали. Пехота шла в лобовую атаку, даже не пытаясь охватить весь фронт. Ее задачей было прорвать строй противника, поэтому отряд собирался в кулак и наносил удар строго в одну точку. При атаке пехота несколько раз залегала, чтобы открыть пространство для пулеметного огня. Такая тактика требовала филигранной точности от малочисленной артиллерии корниловцев. Орудия били редко, но метко, поражая только стратегические цели. За бой артиллеристы, как правило, расходовали не более 3 снарядов. Коронным приемом Добрармии был одновременный удар с флангов. Красные ничего не могли противопоставить «добровольцам» и терпели поражение за поражением.
Несмотря на все тяготы, добровольцам удалось соединиться с кубанскими отрядами Покровского. Произошло это по чистой случайности, ибо два дружественных отряда искали друг друга, что называется, наугад. Кубанцы присоединились к добровольческой армии, и численность ее возросла чуть ли не вдвое. Тогда Лавр Корнилов и решился на отчаянный и смелый шаг — штурм Екатеринодара. Алексеев и полковник Неженцев пытались отговорить его, но тщетно. 27 марта армия подошла к кубанской столице. Началась самая неудачная и трагическая битва в истории похода. За четыре дня боев под Екатеринодаром первопоходники понесли больше потерь, чем за предыдущие два месяца.
В первом же сражении сложил голову Неженцев, над телом которого плакал даже сам Корнилов. Командующий еще не знал, что сам вскоре последует за своим боевым товарищем. В гибели Корнилова даже Деникин видел какую-то мистику. Дело в том, что генерала убила шальная граната, которая влетела в его комнату, пробив стену. Снаряд взорвался у Корнилова за спиной, взрывная волна отбросила его, и он с силой ударился головой о каменную печь. Адъютант, вбежавший в комнату через несколько секунд после взрыва, нашел Корнилова еще живым. Он лежал на полу усыпанный обломками штукатурки, бедро было разорвано, из раны на виске текла кровь. В тот же день командование армией перешло к Деникину. Продолжать штурм было бы самоубийством, и генерал решил отступать обратно на Дон. Несмотря на яростные атаки большевиков, участникам похода удалось вырваться из окружения. Армия вернулась на Дон. 1-й кубанский поход был завершен. К слову, 1918-й год из четырех генералов пережил лишь один — Деникин.