Трудный путь
Пленный Осман-паша перед Александром II
«Убить сразу двух зайцев». Эти слова применительно к Константинополю и проливам использовал знаменитый «Белый Генерал» — Михаил Скобелев, герой русско-турецкой войны 1877−1878 годов. Он сформулировал то, что было понятно и очевидно лет за сто до его рождения. Для дальнейшего развития России необходимы были две вещи, который можно было получить по итогам одной-единственной удачной кампании. Взять под контроль Босфор с Дарданеллами для экономического и военного развития. Захватить Константинополь, утвердившись в роли самой успешной православной державы в истории. Самой успешной из двух, потому что единственной православной державой до Российской Империи была Византия. Москва ведь — Третий Рим.
Со временем, конечно, Москву, в этой формуле сменил Петербург, но это уже не так важно. Важно, что контроль над Константинополем был той идеей, которая активно использовалась для вдохновения масс на ратные подвиги. Массы это, в данном случае, солдаты. После Крымской войны, показалось, что шанс утерян с концами. Россия, по условиям мирного договора, более не имела права держать военные корабли в Черном море. Эту ситуацию удалось исправить после Франко-Прусской войны, благодаря гениальному маневру канцлера Александра Горчакова. Одноклассник Пушкина добился возвращения России черноморского флота по итогам войны, в которой Россия вообще не участвовала. Ведь именно уничтоженный входе той войны Император Франции Наполеон III добился запрета на присутствие России в Черном море.
Супершанс
Константин Павлович
Русско-турецкая война 1877−1878 была главным и, как оказалось, последним реальным шансом России получить желаемое. Никогда прежде она не была настолько близка к заветной цели. До Константинополя оставалось что-то около пары десятков километров. Правда, вступить в него российским войскам так и не удалось. Как оказалось, между Османской Империей и Британией существовал тайный пакт. Он гласил, что Британия должна объявить России войну в том случае, если хоть один русский солдат подойдет к Константинополю или же русский военный корабль войдет в проливы. Собственно, именно это обстоятельство и вынудило Александра II свернуть кампанию. Войны с Британией он по объективным причинам не хотел. После наполеоновский войн задача взятия (или как говорили в России «освобождения») Константинополя вообще была задачей близкой к фантастике.
Ни одна европейская страна не была заинтересована в том, чтобы Россия овладела проливами, получив, таким образом, доступ в Средиземное море. Что же касается века восемнадцатого, то здесь Россия была от Константинополя слишком далеко. Известно, что у Екатерины II был какой-то план относительно этого города. Императрица, вроде бы, грезила созданием некой новой православной державы, формально независимой, но, на деле, подчиненной России. Якобы именно поэтому второго сына Павла Петровича и нарекли Константином. Внуку Екатерины было уготовано править новым государством, правда, лишь в мечтах его бабки. Словом, хоть Константинополь и был очень близок и лаком, а укусить его, словно локоток, Россия так и не смогла.
Если Константинополь все же взяли бы
Так выглядела восточная Европа после подписания Сан-Стефанского мира
Константинополь был целью глобальной, а потому идти к ней нужно было долго. Каждый новый конфликт с Турцией должен был продвигать Россию вперед. Так он и происходило до Крымской войны, поражение в которой поставило крест на многолетних усилиях. Причин стремиться к Константинополю было две. Первая геополитическая, вторая — культурно-идеологическая. С геополитической все ясно. Половина преимуществ от господства на Черном море нивелировалось отсутствием возможности свободно перебраться из него в море Средиземное. «Черное море — это бутылка, но пробка не у нас», — говорили в России в середине XIX-го века. Контроль над проливами дал бы России очень многое не только в военном плане, но и в плане, например, развития собственной торговли. Культурно-идеологическая причина заключалась в том, что Константинополь — столица и символ Византии — колыбели православия.
Россия, как главная православная держава мира, позиционировала себя как защитница всех братьев по вере во всем мире. Но сложно быть правопреемником Византии в полном смысле, если Константинополь не находится под твоим контролем. Больше того, он в руках государства, которое веками притесняло православных, живущих в южной и восточной Европе. По крайней мере именно так это воспринималось в России и православном мире. Что дальше — понятно. Если Россия «освобождает» Константинополь, значит, православные всего мира объединяются вокруг освободителя. Надо сказать, идея эта со временем проиграла в значимости геополитическому фактору. Выход в Черное море стал безусловно более важной задачей, нежели возврат колыбели православия под власть православных. Больше того, как раз к концу Русско-Турецкой войны 1877−1878 Россия, наконец, нашла выход в Средиземное море в обход Константинополя. Проблему решили вовремя Сан-Стефанской конференции, на которой был подписан мир. По договору было образовано новое государство — Великая Болгария. Ее границы были значительно шире границ Болгарии современной. В ее состав вошли современная Македония и северо-восточная часть Греции. Таким образом, Великая Болгария получила выход к Эгейскому морю, а так как контроль над этой страной, как минимум на несколько лет, был передан России, то глобальная геополитическая задача была решена. Россия получила право военного присутствия в средиземноморье. Впрочем, условия Сан-Стефанского мира были довольно быстро пересмотрены, а та часть, что касалась Великой Болгарии отменена. Другие Великие державы быстро сообразили, чем обернется для них приход России в Средиземное море. Идея возврата Константинополя, как православной святыни, возродилась при Николае II. Более того, именно ее активно использовали как обоснование для участия в Первой мировой войне. Но если бы Константинополь уже был бы «освобожден», то Россия, вполне вероятно, вообще не стала бы участвовать в Первой мировой. Ведь основные цели были бы уже достигнуты. А неучастие в Первой мировой, сами понимаете, чем бы обернулись. Ни Временного правительства, ни Октября, ни Ленина со Сталиным — ничего из этого могло бы и не быть.
Другой сценарий
Подписание Сан-Стефанского мира
Константинополь XIX-го века имела очень мало общего со столицей Византии, которая пала в 1453-м году. Четыреста лет — это серьезно. За это время Константинополь перестал быть православным городом. Почти все христианские храмы стали мечетями. Такая судьба постигла и знаменитый Собор Святой Софии. Население, бывшее во времена Византии, православным, теперь было сплошь мусульманским. Иными словами, возрождать некогда великую Восточную Римскую Империю было нечем. Население Константинополя не приветствовало бы вступление в город русских войск с распростертыми объятиями. «Привет, освободителям!». Нет, это не совсем тот случай. В России это прекрасно понимали. Другое дело географическое положение древней Византийской столицы. Именно оно и только оно позволяло контролировать судоходство в проливах. Увы, но ясного плана, кажется, никогда не существовало. То ли Константинополь должен был стать частью России, отделенной от нее сразу несколькими странами.
То ли под российской пятой должен бы оказаться весь западный берег Черного моря. Тогда Константинополь стал бы окраиной Империи. То ли город вообще должен был перейти в какие-то третьи руки, но непонятно, в чьи именно. Идея искусственного государства, которое включало бы в себя Грецию, Болгарию и Константинополь, обсуждалась достаточно часто, но все прекрасно понимали, что такие государства быстро распадаются. На той же территории в свое время существовала Латинская Империя, которая прожила всего шестьдесят лет, что крайне мало по меркам истории. Иными словами, если бы Россия взяла Константинополь в 1878-м году, это не решило, а лишь умножило бы как ее, так и мировые проблемы. А это приблизило бы глобальный конфликт, в котором Россия вынуждена была бы участвовать, чтобы отстоять свои интересы. Ведь глупо было бы, отвоевав проливы, тут же отдать их без боя. И если у настоящей Российской Империи, еще были какие-то призрачные шансы избежать участия в Первой мировой, то в нашем случае не было бы и их. И тогда, возможно, Первая мировая началась бы не в 1914, а, например, в 1884. Александр III не получил бы прозвище «миротворец», а Россия, скорее всего, воевала бы на стороне Германии и Австрии. Ведь именно к союзу с ними Империя склонялась в 80-е годы XIX-го века.