В целом, сюжет фильма и по своей структуре, и по манере изложения напоминает жития святых, да и сам главный герой отец Анатолий (Петр Мамонов) — идеальное воплощение настоящего старца-отшельника, идущего своей тернистой тропой к Богу. Монологи и фразы персонажа Мамонова — это набор цитат из Священного Писания, из текстов псалмов и агиографических жизнеописаний. Основные черты его героя совпадают с исконно русской юродивой святостью. Тут и эффектные зрелищные поступки (кукареканье на колокольне или сжигание сапог и одеяла настоятеля), и предвиденье будущего и настоящего, завуалированное странными поступками и нарочитым лицедейством: кидание головешек в игумена, разыгранный по ролям рассказ о судьбе мужа в Париже, пренебрежение церковными службами и таинствами, отказ от исповеди и причастия перед смертью, сцена изгнания беса. По отдельности все эти черты можно найти в целом ряде древнерусских житий: преподобного Исаакия из Киево-Печерского патерика, отчасти Феодосия Печерского и Сергия Радонежского. Однако, иррациональное подвижничество отца Анатолия в «Острове» кажется все-таки сознательным и продуманным поведенческим сценарием — недаром настоятель монастыря отец Филарет (Виктор Сухоруков) называет его «проказником», тем самым намекая на игровой характер поведения героя.
Другой обитатель островного монастыря отец Иов (Дмитрий Дюжев) вообще обвиняет старца Анатолия в гордыне и греховном чувстве избранничества по отношению к другим монахам. Все противоречия и конфликты сводятся на нет чудом смерти главного героя: так по-простому смиренно он переодевается в белые одежды, ложится в гроб и, сотворив последнюю покаянную молитву, отходит в мир иной.
Сюжет фильма «Остров» (написанный Дмитрием Соболевым, талантливым учеником знаменитого сценариста Юрия Арабова) построен на мотиве покаяния главного героя, уже 30 лет и 3 года переживающего свою вину из-за убийства боевого товарища в годы войны. Кстати, такая незавуалированная числовая отсылка к возрасту Христа очень хорошо вплетена в довольно аскетичную повествовательную ткань фильма. Фабула «Острова» чрезвычайно проста, даже примитивна: как и в сказке, события тут нанизываются на основной стержень судьбы главного героя, а чудеса, творимые отцом Анатолием, следуют одно за другим. Кульминация картины отнесена на самый конец, когда катарсис наступает со смертью героя. Зритель прекрасно понимает, что отца Анатолия ждет вечная жизнь, потому бурные эмоции, испытываемые в финале ленты, можно смело назвать светлыми слезами очищения (как, впрочем, и подобает эффекту от настоящего катарсиса по Аристотелю). В этом смысле минималистичный, даже местами архаичный сценарий фильма приковывает зрительское внимание до самых последних кадров.
Архаична и визуальная составляющая фильма — пейзажи русского Севера как нельзя лучше подчеркивают сказочность всего происходящего в картине. Неспешно подтачивающее огромные валуны, суровое Северное море стальным отблеском перекрашивает пейзаж и главного героя в черно-серые оттенки. Его некогда величественная фигура со временем обрела те же черты, что и гигантские камни на берегу моря. Согбенность главного героя воспринимается более органично, чем молодцеватая статность отца Иова или фигура сытого благодушного отца Филарета, пришедшего как в скит в котельную, где обитает главный герой, прихватив в собой привезенное с Афона теплое одеяло и подаренные архиерейские сапоги. Отец Анатолий как губка пропускает через себя грехи окружающих, будь то своих братьев по монастырю, или приехавших из разных мест искателей чуда (исцеление ребенка, тоска по любимым, наставление сомневающимся). Окончательно принявший и казалось бы искупивший грехи, герой Мамонова так и не нашел ответ на главный вопрос своей жизни.
Поворотным моментом, а заодно и последним чудом, совершенным героем, стало избавление молодой девушки (Виктория Исакова) от засевшего беса. Поводом для кульминации фильма по задумке сценариста Дмитрия Соболева и режиссера Павла Лунгина стал традиционный драматический прием «бог из машины» (deus ex machina) — отцом избавленной от бесов девушки оказывается тот самый боевой товарищ, который чудом спасся после злополучного выстрела 33 года назад. Как бы в ответ на чаяния и мольбы главного героя, Бог наконец посылает ему избавление: теперь уже адмирал, Тихон Петрович (Юрий Кузнецов) прощает отца Анатолия, снимая с него тяжелое бремя греха. Так чудо происходит в жизни самого героя, который теперь может умереть спокойно.
Пожалуй, ключевым фактором успеха этой картины, стала невероятно искренняя и правдивая игра Петра Мамонова, в герое которого во многом воплощаются личные качества актера и музыканта. Его собственная судьба очень похожа на сюжетную канву «Острова»: преодолев жизненные трудности, достигнув своего личного «дна», Мамонов неожиданно из поэта и рок-н-ролльщика спустя 10 лет перевоплощается практически в святого юродивого. Его театрализация поведения в жизни с легкостью воспроизводится на экране, а зрители порой не могут понять, смеется ли Мамонов или пытается сообщить что-то важное. Во время вручения главной награды русского кино — приза «Ника», Мамонов, появившись в простом сельском образе перед рафинированной богемной публикой, произнес необычную речь, словно пролог к собственным выступлениям или монологам из фильма «Остров».
Фильм «Остров» был первым в череде картин на религиозные сюжеты, наряду с лентой Владимира Хотиненко «Поп» или недавно вышедшего «Монаха и беса» Николая Досталя. К слову сказать, сценаристом последней картины выступил мэтр отечественного сценарного мастерства Юрий Арабов, косвенно имевший отношение и к «Острову» Лунгина. Если сравнить две эти картины, то, несмотря на схожесть сюжета и образов главных героев, персонаж Мамонова несомненно более трагичен, возвышен и философски-абстрактен, в то время как юродивый насмешник Иван (Иван-дурак из русских сказок) в исполнении Тимофея Трибунцева нарочито гротескный, по-гоголевски комичный, но точно в такой же степени может служить примером истинно русской невероятной святости.
Фрагмент фильма «Остров»
Цитаты из фильма:
— А что это ты делаешь, отец Анатолий?
— Читаю книгу грехов человеческих. Сейчас дочитаю, в печку её, и нет греха.
— Ты что это творишь, окаянный?!
— Собираюсь вторую страницу читать.
— Какая же это страница, когда это сапоги мои?
— И второго нет. Всё! Ты что, не знал, что на голенищах архиерейских сапог больше всего грехов-то и умещается?
****
— Добродетели? В моей-то добродетели смердят перед Господом, воняют — прямо чувствую как воняют.
— Ну вот и чувствуй, а через это и спасешься.
****
«Одно не пойму. За что мне все это? Почему именно через меня Господь наставляет? Вроде за мои грехи удавить меня мало, а меня тут чуть не святым сделали. А какой я святой? Мира нет в душе».
****
— Отец Анатолий, а умирать то не страшно?
— Умирать… умирать не страшно… Страшно будет перед Богом стоять… Грехи давят.