22 июня, 04:15. После того, как закончилась артподготовка (к чему она привела — хорошо известно: почти 30 тысяч человек было уничтожено в течение нескольких часов), немецкие войска взяли под свой контроль Брестскую крепость. За первые два дня наступления противник продвинулся вперед на 200 км. То есть темпы были фантастическими. И к этому были все предпосылки — хотя бы потому, что переправы через Буг не были взорваны. Немецкие штурмовые группы вышли к ним еще до начала артподготовки, но никакого сопротивления там не было. Как отмечал начальник штаба 4-й армии РККА: «Взрывать мосты на границе с государством, подписавшим с нами договор о ненападении, было как-то противоестественно». Ну, даже если и представлялось естественным, то в контексте внезапности удара сделать это было просто невозможно.
Надо сказать, что основная сила удара, нанесенного 22 июня, приходилась не на танки. В некоторых местах немцы шли в наступление, не используя танковых войск как таковых. Огромную роль сыграла артиллерия и очень эффективное использование авиации. Мосты были захвачены немцами целыми, поэтому они совершенно спокойно продвигались вглубь нашей территории.
Возвращаясь к авиации, за 22 июня люфтваффе атаковало 66 советских аэродромов. За несколько часов было уничтожено 800 самолетов на земле и 400 в ходе воздушных боев. Первый советский самолет в предрассветном небе 22 июня сбил Роберт Олейник из 3-ей истребительной эскадры «Удет», который, собственно, и положил начало фантастической арифметике побед немецких летчиков в нашем воздухе, которая к декабрю 1941 года составила 11 тысяч 600 сбитых советских самолетов. Еще 11 тысяч 600 машин мы потеряли в результате аварий.
Несколько слов следует сказать об отношении генералитета Западной группы войск к тому, что происходило 22 июня. Это очень любопытно, поскольку в то время, когда немецкие пушки перепахивали передний край, где находились наши войска в приграничных районах, как вспоминал генерал Сандалов, командиры корпусов и дивизий полагали, что «противник не рискнет вторгнуться большими силами и направит на нашу территорию лишь отдельные банды» (то есть корпуса Гудериана, Моделя, Гота — это мелкие отдельные группировки в их представлении). И очень показательно в этом контексте выглядит распоряжение командира 28-го стрелкового корпуса генерала Попова, который приказал командиру 6-й стрелковой дивизии «коротким контрударом выбить противника из Бреста». То есть человек вообще не представлял, что происходит. И это неведение сопутствовало всему тому, что, собственно, и произошло.
Да, некоторые из наших частей оказывали вторгшимся немецким войскам сопротивление в приграничной полосе, однако это сопротивление носило весьма своеобразный характер, о чем писал генерал Гот: «От одной заботы, которая волновала нас перед войной, немецкое командование было избавлено: противник и не помышлял об отходе в бескрайние русские просторы». То есть, вспомним войну 1812 года, если Барклай-де-Толли или Кутузов были не в состоянии дать генеральное сражение, то оттягивали войска; никаких десятков или сотен тысяч солдат они не теряли, а стремились разорвать огневой контакт с противником, чтобы сохранить управление над армией. Что делали советские генералы? В соответствии с советской доктриной, которую, как мы видим, по достоинству оценили немецкие командующие, они пытались наступать, наносить бесконечные контрудары вместо того, чтобы оттянуть войска и создать некую стабильную линию обороны. И что происходило? Не имеющие налаженной связи, не умеющие вести взаимодействие наши части, отступая, расходились в разные стороны, между ними образовывались колоссальные бреши (100 — 120 км), в которые направлялись немецкие войска. Причем, что интересно, один из танковых командиров, который в дальнейшем служил под командованием Роммеля, Ханс фон Люк, вспоминал, что в первые дни войны они вообще не встречали никакого противника. Это было обусловлено тем, что кто-то двигался на юго-восток, кто-то — на северо-восток, то есть войска расходились совершенно спонтанно. Где-то создавались определенные очаги сопротивления, где люди стояли, сражались до последнего патрона и едва ли не без винтовок бросались под танки. (Без винтовок они оказывались потому, что в результате панических настроений или нескоординированных действий их отводили от мест, где находились склады горючего, боеприпасов и оружия).
И вот сложилась такая ситуация, что определенные группы наших войск оказывали сопротивление, а в это время немецкие основные части, не вступая с ними в огневой контакт, обходили их просто с флангов и двигались в сторону Минска. То есть своими контрударами советское командование облегчало задачу противнику. Вместо организации обороны, допустим, на Молодечненском и Барановичском направлениях и быстрому отводу 3-й и 10-й армий командование Западного фронта продолжало выдвигать войска из вторых эшелонов.
24 июня пал Вильнюс. Создалась благоприятная ситуация для наступления на Минск. И 28 июня город оказался в руках врага. Одиннадцать наших дивизий попали в окружение. Интересно, что Генштаб узнал об этом не сразу. Вообще, подача информации осуществлялась совершенно потрясающе, потому что в сводках Совинформбюро Минск все еще сражался. Через несколько дней после взятия города, 2 июля, Советское информационное бюро все еще продолжал сообщать, что за столицу БССР идут ожесточенные бои. И, кстати говоря, сообщение о сдаче Минска так и не было зачитано.
Стоит отметить, что помимо тех войск, которые попали в «котлы», непосредственно в городе было взято в плен 290 тысяч человек, 2,5 тысячи танков, около полутора тысяч орудий и неучтенное количество авиации.
К Минску успели подтянуть достаточное количество войск, но организовать должного сопротивления так и не удалось. И тем не менее были ожесточенные бои. В дальнейшем очень хорошо известный генерал, который воевал вместе с Роммелем в Африканском корпусе, фон Арним, понес тяжелейшие потери, передовой батальон его дивизии был просто сметен. То есть те советские солдаты, которые могли и умели сопротивляться, делали это достаточно неплохо.
Ну, и знаменитая цитата Иосифа Виссарионовича Сталина, его слова, произнесенные 29 июня 1941 года на заседании Политбюро: «Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его про…»
Немцы захватывали огромное количество нашей боевой техники. Что они с ней делали? Такие танки как Т-34 шли на укомплектование лучших немецких дивизий, потому что действительно были хорошими машинами. То, что немцам не очень нравилось, они продавали своим союзникам: финнам, румынам и другим армиям, в которых появлялись наши самолеты И-6, И-153, наши танки предвоенного поколения, которые, кстати говоря, очень неплохо использовались в ходе боевых действий. То есть та дезорганизация, которая существовала в ходе первых месяцев войны, способствовала снабжению вермахта и стран-сателлитов вполне пригодной для эксплуатации военной техникой.
В связи с вышеуказанной темой хотелось бы остановиться на одном знаменитом эпизоде этого периода войны — подвиге капитана Гастелло. Это особая история, подробности которой, с одной стороны, были известны очень давно, но не оглашались, а, с другой стороны, стали публичными, хотя, может быть, и не в должной мере, только в 90-е годы прошлого столетия. По всем официальным пропагандистским версиям, Николай Гастелло совершил огненный таран — направил свой сбитый самолет на механизированную колонну врага.
История заключается в том, что 25 июля 1941 года капитан Лобанов, командир 207-го ДБАП, подписал наградной лист, и уже на следующий день после представления Николаю Гастелло было присвоено звание Героя Советского Союза. Никаких других фамилий в то время названо не было.
Очень быстро, особенно с помощью «Красной звезды» и других советских средств массовой информации, был распропагандирован этот эпизод как пример подвига и беззаветного служения Родине. А в июле 1951 года было решено произвести эксгумацию останков героев для последующего торжественного перезахоронения. И каково же было изумление военкома и членов комиссии, когда вещей Гастелло в могиле не оказалось, но были найдены личные вещи его сослуживца — командира 1-й эскадрильи 207-го ДБАП капитана Александра Маслова, человека, в общем-то, не менее героического, которого долгое время считали пропавшим без вести.
Так вот, 26 июня 1941 года экипажи Маслова и Гастелло вылетели вместе, однако оба были подбиты немцами. Вот тут и произошла путаница, то ли умышленная, то ли нет, но тем не менее именно Маслов направил свой самолет на вражескую немецкую колонну. Правда, здесь существуют две версии произошедшего. Как свидетельствуют очевидцы, местные жители, в танковую колонну Маслов не попал, а рухнул, по одной версии, на какую-то цистерну с бензином, по другой — в поле, что вовсе не умаляет его подвига.
После обнаружения останков Маслова его жена решила воссоздать историческую правду, однако ее быстренько вызвали в КГБ и приказали молчать. После нее разобраться в этом деле попытался следователь коломенской прокуратуры Василий Харитонов, но и ему не позволили этого сделать. Дело отца продолжил сын Эдуард Харитонов, майор ВВС в отставке, который дошел до крайности в этой истории, посчитав, что на Гастелло нужно завести уголовное дело, поскольку он оставил боевую машину. Что имеется в виду? А то, что очевидцы, все те же местные жители, видели, что из второй машины (не масловской, а той, которой руководил Гастелло) выпрыгнул человек с парашютом. Немцы по нему будто бы стреляли, а потом пленили. Дальнейшая судьба этого человека (был ли это Гастелло или кто-то другой) до сих пор неизвестна.
Еще один любопытный факт. Всем хорошо известны бутылки с зажигательной смесью. Однако не все знают, что появились они в последние дни обороны Минска. Был такой командир 100-й стрелковой дивизии Иван Никитич Руссиянов, который по своему опыту боев в Испании знал, что очень эффективно бороться с противником, имея при себе бутылку, наполненную бензином. По его приказу с минского завода стеклотары было доставлено двенадцать грузовиков бутылок. В каждую из них налили бензин. И эти импровизированные стеклянные гранаты были использованы в борьбе с немецкими танками. Естественно, уничтожить танк такой бутылкой было невозможно, а вот испортить — легко: главное — попасть в моторный отсек. Таким образом, всем известный «коктейль Молотова» своими корнями восходит к 28 июня 1941 года, к обороне Минска.
Стоит отметить, что в период фашистской оккупации в Минске было создано три еврейских гетто, в которых было замучено и убито более 80 тысяч человек. С 21 июля 1941 года по 3 июля 1944 года в городе осуществлял свою деятельность подпольный обком, в котором состояло около двух тысяч человек.
Конечно, были и предатели. Например, перед самым освобождением Минска в июне 1944 года коллаборационистами был созван Второй Всебелорусский конгресс. И знаете, сколько там было делегатов? Больше тысячи человек — 1023 делегата.
Тем не менее жизнь в Минске каким-то образом продолжалась. В оккупированном городе немцы построили авторемонтный завод фирмы «Даймлер-Бенц», восстановили производство на радиозаводе, который существовал с советских времен, открыли пивоварни, заасфальтировали несколько улиц. Естественно, это не отменяет всех тех зверств, которые они совершили. Все было неоднозначно.