«Я такой, как и все, и я ни на кого не похож» — эта фраза из «Исповеди» Руссо как нельзя лучше характеризует жизнь прадеда. Он родился в 1886 году (в другом месте воспоминаний указан 1887 и 1888 год) в Нагорном Карабахе в семье бедного каменщика. Окончив в 1900 году с отличием сельскую двуклассную школу и став первым грамотным человеком в семье, стал помощником купца. По купеческим делам до революции Ованес совершал поездки в Москву, Петербург и Варшаву. Вместе с тем наибольший интерес, конечно, представляет та часть воспоминаний, где описаны его «политические, общественные и партийные взгляды».
В молодости он увлекался идеями армянской националистической партии «Дашнакцутюн» (и даже возглавлял их местную ячейку), потом, все более увлекаясь социалистическими лозунгами, приветствовал сначала Февральскую, а потом Октябрьскую революцию. В этой части воспоминаний много интересного о том, как велась большевиками пропагандистская работа среди населения империи. Прадед сам стал распространять подпольную литературу, печатался в местных большевистских газетах. Тем не менее до конца жизни он так и не вступил в партию, но о Советской власти всегда отзывался с большим почтением.
Не мог он обойти стороной и армяно-татарскую резню 1905 года (в воспоминаниях «татарами» названы азербайджанцы). Эти кровавые столкновения в Закавказье произошли во время первой русской революции, прадед прямо указывает, что царские власти не предприняли никаких усилий, чтобы восстановить порядок.
Ниже мы впервые публикуем фрагмент его воспоминаний об этом событии. Тогда он еще входил в группу «дашнаков» и воевал против «мусаватистов»,
Небезынтересным будет и фрагмент его письма сыну Константину (погибшему в июне-июле 1941 г. при обороне Киева), написанный в мае 1938 года, который также публикуется впервые.
***
Шла, не утихая, армяно-татарская резня, жглись города, убивались люди. Два, веками живущие бок о бок соседа, стали друг против друга. Татар возглавляют «мусаватисты», армян — «дашнаки».
Пошло брожение и в рядах <…> дашнаков. Они приобрели через афганских купцов штук 10−15 разнокалиберных винтовок, много патрон[ов] и готовили группу в 6−7 человек для отправки на Кавказ. Это было в 1905 г. Я изъявил желание поехать с ними. Мне очень хотелось поехать повидаться с родными, в основном показать себя. После одного испытания по стрельбе, где я показал очень хороший результат, меня все же они забрали с собой.
В день 17 октября 1905 г., в день царского манифеста о «свободах»
Наша группа недолго держалась в Шуше. Все разъехались по домам. Куда девалось оружие и привезенные нами боеприпасы, я так и не знал. Одиннадцать месяцев я оставался у родных. Денег я не привез никаких, и меня, разумеется, тянуло поскорее вернуться на работу. Но как вернуться? Опять через Гянджинские горы? В это время армяно-татарская резня несколько утихомирилась. Вернее, не утихомирилась, а утихомирили. Царское правительство, до того в роли созерцателя, как два ему подчиненные народа друг друга режут, стыдясь выступлений европейской прессы, тем более вопрос был очевидно связан с займами, принялось за усмирение.
Приехал на Кавказ каз. генерал Голощапов, разгромил несколько азербайджан[ских] и арм[янских] сел, на многие села назначил экзекуцию, расквартировав казаков по селам, и выпустил воззвание о том, что малейшее неподчинение будет наказано самым беспощадным образом. Итак, резне конец. В Закаспий! И я отправился в Закаспий.
14 человек армян, в том числе я, и 4 человека односельчан отважились [поехать] на дилижансе по тракту Шуша — Евлах. Тракт шел через татарские населенные пункты. Возчики, лошади принадлежали татарам.
На последней остановке «Бардо» стемнело. Продолжать дорогу в темную ночь было рискованно, но и остаться в кругу враждебного населения также рискованно. А ехать нужно еще 4 — 5 часов до ст[анции] Евлах. Решили ехать.
Почти на полпути до ст[анции] Евлах нас остановили девять вооруженных татар, сняли с дороги и угнали дилижанс на два-три километра в сторону. Паника невероятная, как можно было рассчитывать вырваться отсюда живыми, когда человеческая голова тогда ни во что не ценилась. В разгар паники, когда все, в особенности женщины, умоляли о пощаде, один из них сказал на родном языке: «Не бойтесь, мы вас не убьем, мы не так вероломны, как армяне».
Этими словами они будто прилепили к моему лбу ярлык за вероломность моих сородичей где-нибудь в другом месте, при других обстоятельствах. И мне было очень стыдно за своих сородичей. Итак, нас порядком ограбили, посадили в дилижанс и отправили в путь. Мы благополучно доехали до ст[анции] Евлах, оттуда в Баку, потом в Закаспий.
***
Мой дорогой сын Костик!
В средних числах марта с. г., будучи в Термезе, ты интересовался историей партии «Дашнакцутюн». Вопрос очень серьезный, почему я и обещал писать тебе с места столько, сколько я знаю и помню об этой партии. Партия «Дашнакцутюн», родившаяся в армянской действительности, после многих превращений наконец пристала к своему естественному берегу,
Но прежде чем говорить о партии «Дашнаков», должен сказать несколько слов о другом, о «АРМЯНСКОМ ВОПРОСЕ», от которого родились две армянские национальные партии. Как известно, лет 500−600 тому назад армянский народ потерял свою независимость и последний царь Левон V помер в изгнании, во Франции. Малочисленный армянский народ, лежащий по пути иранских, греческих и турецких нашествий истекал кровью. В конце концов потерял свою самостоятельность, и Армения была разделена между Турцией, Россией и Ираном, и львиная доля армянской территории осталась под владычеством Турции. <…> Я не буду говорить о российских армянах, последние крепко связали свою судьбу с русским народом и поделили с ним горе и радости. В Ирании армяне жили также спокойно. Другое дело турецкая Армения. Здесь сам по себе свободолюбивый и сравнительно культурный армянский народ остался, окруженный, с одной стороны, воинственным кочевым курдским народом, с другой — турецким деспотизмом. Ведь теперь у нас в СССР вопросы религии никакой роли не играют, молодое советское поколение даже не знает, что значит национальный антагонизм, другое дело — при ином полуфеодальном правлении. Как и теперь, великие государства под предлогом защиты интересов национальных христианских меньшинств, сучили свои пальцы везде, где это было возможно, а в особенности в дела «больного человека», как называли тогда Турцию. <…>
России нужно было обосноваться на Балканах. Вот и она под благовидным предлогом освобождения народов от турецкого ига затеяла войну 1878 — 79 гг. Балканские народы пошли навстречу России и получили относительную самостоятельность. Я не буду долго распространяться о балканских перепалках, скажу лишь, что их освобождение служило примером к тому, чтобы и армянский народ заботился о своей судьбе. И началось хождение по мукам: верхи армянской буржуазии использовали все возможные случаи к тому, чтобы довести до ушей и сердец великих стран трагическую судьбу гибнущего армянского народа. <…> Великие державы, не имея никакого интереса от Армении и, наоборот, заинтересованные в хороших отношениях с Турцией, не думали каким-нибудь образом повлиять на нее о защите армянского народа.
Вот так родился армянский вопрос, на основе чего в 90-х годах прошлого столетия возникли две армянские национальные партии: сначала «Гнчак» («Клич»), а затем «Дашнакцутюн» («Союз»), рожденные для того, чтобы путем вооруженных восстаний турецкой Армении, путем пропаганды о трагической судьбе армянского народа в Турции приковать внимание и вмешательство великих держав. Первые из них — «Гнчак» — шел под лозунгом социал-демократов, пролетарии всех стран соединяйтесь, «Дашнакцутюн» же шел под лозунгом «смерть или свобода». Вот под этими лозунгами буржуазия завербовала массу для поддержки своих классовых интересов, заключающихся в осуществлении <…> великой Армении от «моря до моря». Разумеется, никакой классовой идеологии не было у обоих партий — они преследовали исключительно националистическую цель, это видно из следующего. Известно, что дашнаки и гнчаки не пользовались партийной терпимостью и не из-за классовых разногласий. Что в идеологических вопросах расхождений между ними не было, видно из следующего стиха, сложенного партийными поэтами:
Мы гнчаки, братья, вы дашнаки,
Мы одинаково оплакиваем горе армянское
Давайте же, братья, объединимся
И рука об руку зашагаем
Иначе и не могло быть, ведь в то время в турецкой Армении промышленного пролетариата не было, стало быть, социал-демократическая форма «гнчакистов» была наполнена националистическим содержанием.
Турецкое правительство, конечно, следило за беспокойными подданными, чтобы самому выйти сухим из воды, возможно меньше отвечать перед дипломатами европейских стран. Она травила курдов на армян и наоборот. Дашнакская политика (путем восстания возбудить вмешательство великих держав в пользу автономной Армении) подливала масла на огонь, и резня пошла за резней и не только при султанате, но и при младотурецком режиме.
Как видим, повстанческие планы дашнаков потерпели полный крах, вместо свободы они способствовали уничтожению армянского народа, и столь дорогая жертва не могла убедить дашнаков в том, что великие державы могут идти на любую авантюру, если от этого имеют какую-нибудь выгоду. От того или иного разрешения армянского вопроса они никакой выгоды не имели, стало быть, незачем портить отношения с Турцией, с которой были связаны сотнями нитей.
Теперь перейду к второй части деятельности «Дашнакцутюн». Эта деятельность протекает на Кавказе, на нашей земле, и относится к 1903 году. Надо сказать, что и до этой даты она нелегально проводила работу на Кавказе. Здесь закупалось оружие, организовывались дружины для отправки в турецкую Армению на помощь повстанцам, руководимым Андроником.
Но в 1903 году случилось то, что царскому правительству нужны были веками накопленные ценности армянских церквей и монастырей. Был опубликован манифест об изъятии этих ценностей. По природе горячий армянский народ не мог согласиться на этот акт насилия царя и пошел на борьбу. Во всех городах пошли сопротивления властям по изъятию ценностей и «Дашнакцутюн» возглавлял событие. Этим фактом царское правительство дискредитировало себя, и армянский народ в целом стал враждебен царскому строю. И до того менее известная широкой массе партия «Дашнакцутюн» стала популярной. Это было накануне революции 1905 года, после неудачной русско-японской войны. «Дашнакцутюн» чувствовал, что одним «турецким вопросом» далеко не пойдешь и стал приспосабливаться к программе эсеров. Она стала организатором мелкобуржуазных масс, стала организовывать профессиональные союзы, участвовать в стачках и в особенности проводить смелые террористические акты, тем самым установив свое превращение от националистической на социалистической. Непопулярная русско-японская война продолжалась. Кавказ, как и вся страна, жила возбужденной предреволюционной жизнью. Монархия перед возможностью падения приняла все зависящие меры к подавлению революции. Она пощупала слабые стороны народов, революции и задавила их — где силой, где провокацией. К числу кардинальных актов провокации относится и затея армяно-татарской резни. Царская власть отлично знала национальный антагонизм между армянами и татарами. Она знала, в каком шовинистически-националистическом духе воспитали «Дашнакцутюн» и «Мусават» <…> свои народы, и она умело реализовала свои дьявольские познания, затравив друг против друга два соседних, веками бок о бок живущих народа. Теперь начинается третий случай для «Дашнакцутюн» возглавлять армянский народ. Как говорят, на ловца и зверь бежит. Надо же осуществить идею «Великой Армении» от моря и до моря. Какая же будет великая Армения без солидной ее части кавказских армян? И все эти гнусные провокации <…> завершались бессмысленной ничем не оправданной армяно-татарской резней. Почти два года длилась эта война, погибли тысячи народа, уничтожилось много ценностей и ограблялись города и села.
<…> О том, что мои взгляды о партии «Дашнакцутюн» сложились не сегодня, могу ссылаться на мои небольшие заметки в газете «Бакинский рабочий» (большевистский орган) в 1917 г. <…>
10/V 1938 г.
г. Пенджикент
