Разразившийся в 1929 году экономический кризис стремительно разрушал хрупкое благополучие Германии. Количество только зарегистрированных безработных достигло в 1932 году 6 млн человек, долги фермеров росли, промышленное производство в 1932 году составило 58% от показателя 1928-го, средний доход немцев в 1933-м составлял 77,6% от среднего дохода в 1928 году. Влияние экономики на политическое поведение немцев и прямую связь кризиса с пополнением рядов национал-социалистов фиксировали чиновники разного уровня. Глава правительства Магдебурга в 1930-м докладывал, что НСДАП получает пополнение из всех слоев населения, и о многочисленности тех новых нацистов, которые «безработные и недовольные экономикой…». Его коллега из города Мерзебург также подчеркивал ключевую роль экономического кризиса в подъеме нацистов. Социал-демократ Ф. Штампфер вспоминал: «Отчаявшиеся крестьяне были готовы следовать за любой демагогией, которая пообещает им облегчение долгов и ликвидацию процентного рабства».
Влачившая жалкое политическое существование в 1928-м, имея 2,6% голосов немцев, партия нацистов сумела быстро стать второй по величине и получить в 1930-м 18,3% избирателей. Следующие кампании дали еще более убедительный результат НСДАП: на выборах летом 1932 года партия получила 37,5% голосов, в начале 1933-го — 43,9%. Экономический кризис вогнал немцев в психологическое состояние, названное историком К. Д. Брахером Krisementalität (букв. с нем. «кризисный менталитет») — состояние, при котором популисты, в иной ситуации не имеющие и трех процентов голосов, получают шанс на успех, и когда в массовом безумии могут быть приняты отчаянные и эмоциональные решения.
Берлинец Себастьян Хафнер описывал в 1939-м воздействие экономики на психологическое состояние немцев в 1923-м и в 1929—1933 годах: «Ни у кого не было этого гигантского, карнавального танца смерти, этих нескончаемых, кроваво-гротескных сатурналий, когда были обесценены не только деньги, но и все человеческие ценности. 1923-й подготовил Германию не специально к нацизму, но вообще к любой фантастической авантюре». В своей книге «История одного немца» Хафнер не раз свидетельствует, что кризис спровоцировал у его соотечественников готовность выбирать радикалов.
В 1930 году национал-социалисты громко заявили о намерении стать выразителями воли всех социальных слоев. Им это удалось: средний класс, рабочие, служащие, крестьяне — во всех категориях немцев множество стало сторонниками Гитлера. В 1930 году среди членов НСДАП было 28,1% рабочих, 25,6% служащих, 20,7% мелких предпринимателей, остальные — чиновники, крестьяне и прочие. В 1932-м среди вступивших в партию в 1930—1932 годах 35,9% составляли рабочие, 42,3% - предприниматели и служащие, то есть самые многочисленные социальные группы.
Нацизм обещал различные выгоды своему избирателю: защиту «честных предпринимателей» от грабежа и «налогового большевизма», налоговые реформы, работу, «достойную жизнь, хлеб». Нацисты предлагали простые решения — устранение врагов немцев, прежде всего, евреев. Жертвы экономических потрясений, многие рядовые немцы стали легкой добычей нацистской риторики. «Из-за деловых методов еврейских кредиторов я вынужден был передать бизнес…», — рассказывал в 1929 году бывший владелец пекарни, ставший швейцаром и в отчаянии подавшийся в НСДАП в надежде, что они как «милитаристская националистическая организация» способны отплатить за несправедливость и невыносимое налоговое бремя, установленное «группой спекулянтов» во главе страны.
Герман Пфистер, горняк, один из пострадавших от кризиса, и спустя десятилетия был убежден в правоте нацистов: «Весь этот мировой экономический кризис в те годы был самодельный. Его организовали все демократические правительства по всему миру, и прежде всего кто? Евреи. Евреи тогда на 75% в экономике были и заправляли экономикой. Чего они надеялись от этого кризиса получить, я и по сей день не знаю. А что кризис самодельный был — это доказано было, когда Гитлер, пробыв два года у власти, ликвидировал безработицу».
С. Хафнер писал: «…Гитлер обещал всё всем, и это, само собой, собрало ему огромную толпу разномастных приспешников и избирателей, состоявшую из людей, не имеющих собственного мнения, разочарованных, разорившихся». Социал-демократ Пауль Лёбе вторил ему в 1949 г.: «…народные массы слушали фальшивых апостолов, которые повесили ответственность за такое состояние на Версальский договор, репарации, людей «системного правительства», и видели в Гитлере избавителя от этой нужды».
Слово нацисты подкрепляли делом: по всей Германии были организованы раздачи еды безработным, были построены столовые, в которых бесплатно ели члены СА и СС, что влекло миллионы людей в эти уже тогда преступные организации. На фоне правительства, проводившего политику экономии, лишившего даже крохотных пособий юношей и девушек в возрасте до 21 года, урезавшего социальные расходы, повысившего ряд налогов и бездействовавшего, энергичные нацисты выглядели заботливыми друзьями простого человека. Вот почему знаменитый немецкий историк А. Людтке считает очевидным «прежде всего масштаб приятия фашистского режима населением и, более того, даже готовности, если не радостного согласия, сотрудничать с ним…».
Образ Гитлера как спасителя от бедности прочно закрепился в сознании многих немцев и оставался живым даже после денацификации. Рабочий цинкового производства Фриц Харенберг говорил о нацистском времени и новых потребительских возможностях, подвергая критике только один итог нацистской политики: «Единственное, что плохо было — это что мы проиграли войну». Бабетта Баль, жена шахтера, считала все свои имущество полученным «от Гитлера». Она и ее муж стали нацистами в 1934 году, после того, как муж получил работу по рекомендации членов СА. Даже после ужасов войны, попав в плен в марте 1945 года, полковник Мартин Веттер говорил, что Гитлер «вождь и до сих пор дал немецкому народу много, необычайно много». Для всех этих людей и многих других, даже спустя годы, когда подлинная природа нацизма подверглась широкому разоблачению, Гитлер оставался «избавителем от нужды».
Историки знают тысячи подобных свидетельств: массовый избиратель делал выбор в пользу НСДАП, исходя из экономических мотивов и связанных с кризисом чувств — страха и желания наказать разочаровавшие его политические силы и указанных нацистами виновников этой катастрофы. Растерянное правительство республики не успело вовремя понять, что самый главный их враг — бедность миллионов немцев, затянувшая страну в пучину Третьего Рейха.