Загадка Gala Dalí волновала всех современников. Элюар писал, что её нечеловеческий взгляд «проникает сквозь стены». «Да уж, через стены банковских сейфов», — шутили общие друзья, обвиняя алчную Галу в коммерциализации творца. Неразрешимый вопрос о том, кто она — благой ангел или злой гений, — заставил испанскую актрису Сильвию Мунт (впервые в роли режиссёра) взяться за работу над документальным фильмом «Gala».
Весной 2001 года я получила от Сильвии письмо с просьбой написать сценарий о русской жизни Елены Дьяконовой: «В европейских источниках об этом почти ничего нет, а то, что есть, — крайне противоречиво. Сценарий нам нужен через две недели, билеты в Москву уже куплены». Как позже выяснилось, над русской частью сценария уже поработали три автора, но то, что они предоставили съёмочной группе, сводилось к сценарному плану, который отправили мне «для помощи в работе». Итак, что же было известно о Гале испанцам. Далее цитирую перевод сценария без правок и сокращений.
• Родилась примерно в 1894 году в Казани (загадка восточной женщины, татарский бифштекс, тему развить) в семье казанского чиновника Ивана Дьяконова, служащего Министерства сельского хозяйства, и Антонины Деулиной. Девочку назвали Еленой.
• Отец-авантюрист уехал в Сибирь на золотые прииски и там умер — или просто умер в Казани.
• Мать вышла вторым браком за московского адвоката Дмитрия Гомберга. Стали жить лучше, переехали на Трубниковскую улицу, дом 14.
• Елена Дьяконова училась в гимназии в одном классе с Анастасией Цветаевой, сестрой знаменитого русского поэта — Марины Цветаевой.
• В детстве любила читать, любимые писатели: Достоевский, Толстой и книга «Проделки Софи».
• В 1913 году уехала лечиться от чахотки в Швейцарию и встретила там Элюара.
Вышеизложенный текст за год подготовили два сценариста. Интересно, был ли выплачен гонорар? В больших сомнениях отвечаю Сильвии Мунт, она перезванивает сразу же: «Понимаю, срок нереальный, но умоляю сделать всё, что возможно. Больше рассчитывать не на кого. Через две недели снимаем в Москве и едем в Казань. Мы должны переходить к монтажу».
Сюжет сказочный: «найди то, не знаю что», но «не позже назначенного срока».
Само появление Сильвии Мунт с проектом о русской жизни Галы Дали чудом не назовёшь, но за две недели поисков произошли три по-настоящему поразительные встречи. Сначала я, естественно, отправилась по библиотекам. Интернета в современном понимании тогда ещё не было (скоро подобное заявление будет звучать как «дети, мы готовили на примусах»), но Ленинка уже открыла спецхран. В советские годы большая часть фондов, связанных с Дали, пребывала под замком. В каталоге значились две биографии Галы: одна (на французском), написанная Chantal Vieuille, и другая — Доминик Бона (в русском переводе). В первой сообщалось, что в 1893 году в Казани родилась «Дмитриевна Диаконова Диулина, она же Гала» (как не вспомнить в очередной раз «Посла Ивановича» из Прадо). Из биографии Бона (у неё Гала на два года младше) испанские сценаристы почерпнули информацию про «казанского чиновника Ивана Дьяконова, служащего Министерства сельского хозяйства». Ни на какие источники авторы биографий не ссылались. Воистину, сведения были скудны и противоречивы.
Зато в «Воспоминаниях» Анастасии Цветаевой обнаружилось много интересных свидетельств: вместе с Еленой Дьяконовой (которая уже тогда называла себя Галей, имя, данное при крещении, ей не нравилось) они учились в либеральной гимназии Потоцкой. Науки давались Гале легко, читала запоем («чтение зачастую заменяло ей реальную жизнь») и «удивительно умела слушать». Не одна ли это из разгадок её успеха среди сюрреалистов, где каждый пестовал своё «я», но мало кто был готов выслушать другого?
Цветаева приводит важные портретные детали: «в лице упрямство и та степень застенчивости, которая делает движения резкими», «необычные глаза: карие, узкие, чуть по-китайски поставленные», «тёмные густые ресницы такой длины, что на них можно рядом положить две спички». Во всех описаниях нескрываемый восторг: «Один из самобытнейших характеров, мною встреченных. Взгляд её узких, поглощающих глаз, движение волевого рта — и она была милее, нужнее всех, что глядели на меня с восхищением. Темы, все, были общие. Стихи, люди, начинающиеся в вихре рождавшегося вкуса — причуды. В ней, пожалуй, сильней моего некое оттолкновение; во взлёте брови, вдруг вспугивающий весь пыл застенчивости короткий взрыв смеха. Она хватала меня за руку, мы неслись». Примечательно, что Анастасия Цветаева упоминает о «необычайном чувстве юмора» Гали («смех её буквально захлёстывал, как стихия»), а также о «ланьей пугливости, в которой было и интеллектуальное начало, выражаемое мгновенной судорогой смеха, который вскипал одним звуком». «Ланья пугливость» и «судороги смеха» сразу заставляют вспомнить о Дали: о его фобиях и припадках «истерического хохота».
Образ-предчувствие испанского суженого — кудрявый мальчик в «голубенькой матроске» — мерещится в стихотворении Марины Цветаевой «Мама в саду»:
Мама стала на колени
Перед ним в траве.
Солнце пляшет на причёске,
На голубенькой матроске,
На кудрявой голове.
Только там, за домом, тени…
Эти стихи опубликованы в «Вечернем альбоме» с посвящением Гале Дьяконовой — подруге, которая уже в гимназии разгадала неординарный талант Марины. Прозревать таланты Гала будет всю свою жизнь. Но почему из всех юношеских стихов Цветаевой ей особенно понравилось именно это стихотворение — с мальчиком в матроске? Не предчувствие ли это? Именно так будет изображать себя — как на детской фотографии — Сальвадор Дали. Таким он явится и в «Пейзаже с загадочными элементами», и в «Призраке сексапила», и в «Архитектоническом «Анжелюсе» Милле».
Растекаюсь мыслию по древу! Нужны локации и материалы для фильма, а не вязь судьбоносных рифм. Конечно, можно заснять комнату Марины Цветаевой в доме-музее в Борисоглебском переулке, чем-то похожую на «келью» в «доме старом, доме чудном» в Трёхпрудном (разобранном в годы революции на дрова), где сёстры Цветаевы и Галя проводили бесконечные часы за разговорами и чтением стихов. Можно прогуляться по Патриаршим, где они любили бродить (особенно зимой), и по Петровке, где в здании гимназии Потоцкой — особняке Губина — теперь расположился Музей современного искусства, в фондах которого есть несколько скульптур Сальвадора Дали (красивый поворот сюжета). Пока что не густо. Но сначала нужно поехать в Казань, где Галя провела — как утверждают биографы — десять лет своего детства.
Работники казанских архивов и музеев, мобилизованные в одночасье (спасибо друзьям из музея Боратынского), документальных свидетельств и упоминаний семьи Дьяконовых не обнаружили. Помню, листаем метрические книги в архиве: никаких следов. Перебираем фолианты «Вся Казань. Адресная и справочная книга». Там попадаются разные Дьяконовы: помощник секретаря судебной палаты, учитель пения, лекарь, вдруг… Антонина Дьяконова. Но занималась она «хлебобакалейной торговлей» — и по отчеству Степановна. А мать Галы — Антонина Петровна.
Сотрудник архива советует обратиться к некоему краеведу, который «давно занимается этой темой». Забрезжила надежда. Краевед долго мнется, просит перезвонить снова и снова, соглашается на встречу, только если у меня не будет фотоаппарата, поскольку он владеет материалами «исключительной ценности», которые «предполагают значительный объём компенсации».
В холле казанской гостиницы появляется человек в потертом пальто. Дужка его очков обмотана скотчем. Дрожащими руками открывает папку, трепет предчувствия передается и мне. Достает ксерокопию перевода книги Доминик Бона, несколь- ко отпечатков известных фотографий Галы и две статьи из «Казанских ведомостей». В одной сказано, что «родители ещё девочкой вывезли Галю из пылающей России после Октябрьской революции». В другой — что она «уехала в Швейцарию в 1913 году и больше в Россию не возвращалась». Не сдерживаюсь:
— Что за бред! Из Швейцарии она вернулась в 1914-м, а потом ещё приезжала в Москву и в Ленинград в 1927 году!
Краевед перебирает свои ксерокопии в замешательстве:
— Не может быть!
Я (удивлённо):
— Почему? Это подтверждённые факты!
Он (возмущённо):
— В газете же по-другому написано!
Полное фиаско, нам остаётся снимать городские виды и волжские пейзажи. Родилась ли она в Казани — или это очередная мистификация, красивая легенда о тайне Востока — вопрос остается открытым.