Картина открывается сценой в психиатрической лечебнице, на экране беседуют двое мужчин, один из которых рассказывает своему собеседнику приключившуюся с ним историю. Она настолько невероятна, что зритель не может до конца понять, о реальных ли событиях повествуется или они — лишь плод больного воображения героя. Действие киноленты разворачивается в вымышленном городке где-то на севере Германии. Точная локация не играет какой-либо значимой роли в замысле создателей — зритель вынужден совершенно абстрагироваться от традиционных реалистических приемов изображения и оказаться в иллюзорном, загадочном мире вневременья.
На ярмарке в центре города доктор Калигари устраивает свое необычное представление: только сейчас и здесь уважаемой публике будет продемонстрирован настоящий сомнабула — Чезаре, который обладает уникальным даром предсказывать будущее. Сам загадочный доктор (Вернер Краус) предстает в образе полусумасшедшего профессора в очках, кажется эдаким Фаустом, сумевшим наконец-таки проникнуть в потаенные глубины мироздания. Его марионетка-сомнамбула (Конрад Фейдт) выходит на свет из вертикально стоящего посреди помоста гроба, неуверенно пошатываясь, переходит из мира тьмы и магии в людское общество.
Тема балагана, ярмарки, карнавальных увеселений отсылает зрителя к эпохе коллективного народного театра, где теряются привычные установки восприятия реальности, а публика погружается в бессознательный мир грез и фантазий. Вероятно, именно усталостью от попыток изобразить жизнь, как она есть, объясняется интерес немецких деятелей искусства того времени ко всякого рода кабаре и кафешантанам, где исполнители и зрители перемешиваются в веселом круговороте разнообразных шуток и эффектных ухищрений, когда запросто можно потерять голову благодаря стараниям палача-шута, орудующего игрушечным деревянным топориком.
Один из зрителей шоу доктора Калигари задает Чезаре вопрос — долго ли ему осталось жить, на что сомнамбула гипнотически отвечает — до рассвета. В подтверждение страшного предсказания юношу находят заколотым. Друг погибшего, Франц (Фридрих Фейер) подозревает в убийстве самого доктора и его загадочное существо. Он решается следить за Калигари, чтобы получить доказательства в верности своих предположений, однако картина быта загадочной парочки кажется весьма обыденной и ничего не предвещающей. Тем не менее совершенно таинственным образом сомнамбула Чезаре ведет двойную жизнь: в то самое время, как его гроб наблюдает герой, сам он прокрадывается в спальню любимой девушки Франца — Джейн (Лиль Даговер) в желании сначала заколоть ее ножом, а потом, поддаваясь неизбежной силе красоты, выкрасть ее из родного дома. Коварный план срывается — девушку вовремя находит отец, а Франц теперь полностью убежден в правоте своих догадок насчет сомнительного предприятия доктора Калигари.
Так, в фильм входит его основной мотив — таинственная, неведомо откуда возникшая страшная сила пытается нарушить гармонию мира, перевернуть существование с ног на голову, подчинить всё и всех своим неисчерпаемым желаниям. Экспрессионизм появился на волне ностальгии по романтическим перипетиям и сюжетам столетней давности, потому и кажется, что герои фильма, его внешнее оформление как будто сошли со страниц мистических повестей Гофмана или сказок братьев Гримм. Сон и явь смешиваются в едином образе, абрис которого строится по воле демонических главных героев.
Экспрессионисты заявляли, что сколько-нибудь объективной, достоверной реальности не может существовать — всё вокруг является проекцией субъективного творческого Я. Художник-творец волен перестраивать картину мира по своему усмотрению, сообразуясь только с собственными представлениями и идеалами. Причем, это волевое начало совсем не обязательно будет позитивным — скорее, наоборот, большая вероятность весьма трагических и деструктивных последствий. Доктор Калигари становится воплощением тех темных сил, которые издавна волновали воображение немецких гениев: тотальная злодейская личность главного героя стремится разрушить устоявшиеся социальные догмы, ввести мир в экзальтированный хаос при помощи своей марионетки, обладающей невиданной силой и сверхчеловеческими возможностями.
Провокационные заявления Ницше о безграничном диктате волевой личности находят свое визуальное воплощение в фильме Роберта Вине, причем не только с точки зрения самого сюжета ленты и ее действующих лиц, но и в плане декоративного оформления картины. Перед зрителем разворачивается мир острых углов, бесконечных винтовых лестниц, извивающихся дорог, изломов и косых линий, накренившихся домов, готовых вот-вот придавить своей тяжестью снующих прохожих. Мятущийся нрав главных героев как бы создает проекцию своего возбужденного сознания в виде причудливых каббалистических узоров на домах, размытых очертаний мостовых, зигзагообразных переулков и тусклого света фонарей. Как пишет исследователь немецкого кинематографа Лотта Айснер, «подобно ночному кошмару, со всех сторон наступает чувство ужаса и страха перед грядущими событиями».
Режиссеры-экспрессионисты умели передать болезненную атмосферу своей вымышленной, тотально субъективной реальности, напоминающей состояние горячечного бреда. Мир, переживший Первую мировую войну, должен был проанализировать ее, полностью отрефлексировать произошедшие события. Однако, как провидчески предполагали деятели немецкого искусства той поры, это может привести к еще более трагическим последствиям — превращению человеческой личности в бездумно подчиняющийся механизм, сомнамбулу, потерявшего свою индивидуальность, богооставленного, бессознательно совершающего убийства, не имеющего ни малейшего представления о морали или высоких идеалах человечества. Визуальный антураж картины выдвигает на первый план сугубо психические явления, передавая внутреннюю жизнь индивидуума. Недаром, экспрессионистам так полюбились демонические образы Голема или страшного вампира Носферату — понимание неизбежности крушения гармоничного образа действительности выливается в профетические пророчества, предрекающие воплощение в жизнь самых страшных снов и видений.
Финал фильма возвращает зрителя к изначальной сцене картины, завершая тем самым рамочную композицию произведения. Создатели фильма оставляют на усмотрение зрителя принятие окончательных решений насчет реальности или иллюзорности описанных событий — таинственный доктор Калигари оказывается директором психиатрической клиники, в которой содержится герой-повествователь. Так, изначальная двойственность кинематографической реальности ленты получает дополнительное обоснование и задает неразрешимый вектор зрительским раздумьям. Автор фундаментальной работы по немецкому кинематографу Зигфрид Кракауэр замечает: «Калигари — своеобразный предшественник Гитлера потому, что пускает в ход гипнотическую власть для полного подчинения пациента своей воле. Его методы — целью и содержанием — предвосхищают те опыты с народной душой, которые первым провел Гитлер в гигантском масштабе».
Фрагмент фильма: