С. БУНТМАН: Добрый вечер! Мы с вами начинаем, у нас вообще сегодня, конечно всё, всё замечательно. Я не буду рассказывать баек, что Алексея Валерьевича Кузнецова завели в красный амбар или что-нибудь в этом деле.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, в общем, я себя чувствую, как, как будто оттуда только вышел. Добрый вечер.
С. БУНТМАН: Да, и мне был сон или что-нибудь. Долгожданное сегодня дело, которое мы с вами разбираем. Так как наступила у нас эпоха волюнтаризма и мы уже не спрашиваем ничьё мнение, совершенно загордившись, и сами здесь ставим всевозможные дела, то вот и мы сегодня поставили то, что долго-долго, да-да-да.
А. КУЗНЕЦОВ: Подчищаем очередной наш хвост, оставшийся с тех золотых времён. Ну, надо сказать, что доброе, старое доброе английское убийство — это всегда либо какая-то чрезвычайно интересная именно детективная загадка, либо некий срез нравов. Вот сегодня у нас будет чистый Диккенс. Сегодня у нас срез нравов, потому что детективная составляющая здесь, в общем-то, минимальная: до определённого момента некая загадка была, а потом её, в общем, и не стало. Мы переносимся в 1820-е годы, в правление доброго короля Георга IV, когда в Англии вообще много чего странного творилось.
С. БУНТМАН: А, это ещё Джорди был, да?
А. КУЗНЕЦОВ: Да, конечно, и он будет ещё несколько лет.
С. БУНТМАН: Да. А Силли Билли потом придёт, да?
А. КУЗНЕЦОВ: Да, это вот те самые годы, когда, значит — ну, вообще, очень интересно, много всего любопытного в британской истории происходит: первое организованное рабочее движение потихонечку начинает зарождаться, да, чартистское, там, так сказать, в политике много всего интересного, начинается движение за парламентскую реформу. Ну, а мы в сельскую идиллию сейчас отправимся, Полина нам даст первую картиночку, мы, как обычно, постараемся привязаться к местности. Это Восточная Англия, графство Саффолк. Ближайший город к этому маленькому населённому пункту, который называется Полстед, это Ипсвич. И, собственно, часть действия будет происходить именно там. Деревня, примерно 20 домохозяйств, очень старая, люди там живут давно, само название Polstead первоначально означает населённый пункт возле пруда.
С. БУНТМАН: Припрудск.
А. КУЗНЕЦОВ: Припрудск, да. Или, точнее, поскольку это деревня, ну или — нет, церковь есть, поэтому это село.
С. БУНТМАН: Припрудское тогда.
А. КУЗНЕЦОВ: Село Припрудское, да. Церковь там есть. И один паб есть, там будет происходить коронерский инквест, в этом самом пабе, который называется «Петух», The Cock Inn. Гостиница «Петух». Так вот, значит, до сих пор, насколько я понимаю, там рядом с этой, этим, этой деревушкой находятся два больших пруда, один из них сегодня нам на минуточку понадобится. И вот в этом самом Полстеде происходит убийство, точнее сначала исчезновение, которое через некоторое время обернётся убийством, которое станет одним из первых преступлений в Англии, которое приобретёт колоссальное общественное внимание вот прямо, что называется, в режиме реального времени. И одно из самых интересных обстоятельств этого дела — это то, как оно выплеснется в массовую культуру. Я надеюсь, что у нас останется время сегодня об этом поговорить, потому что оно было в самом начале чрезвычайно интересных процессов вот в этой области, в тогдашнем британском обществе.
Ну, а теперь, собственно говоря, к делу. Значит, одна из самых влиятельных и зажиточных семей не только в небольшой деревушке, но и в данной местности — это семья Кордеров. Полин, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. Тут вот изображены судебным художником три человека, изображены совершенно ужасно, единственное — рисунок девушки более или менее похож на что-то человеческое, а вот молодой джентльмен и ребёнок какие-то получились совершенно… И вот сверху у нас главный, в кавычках, герой сегодняшнего дела, Уильям Кордер. На всех рисунках, где мы его с вами встретим, он изображён хорошо одетым. Не джентльмен, но человек, который явно совершенно, так сказать, привык менять одежду каждый день, понимает толк в моде, он аккуратно подстрижен, причёсан.
Его даже в довольно многих местах, где описывается убийство в красном амбаре, его называют сквайром. Слово это в английском языке проделало достаточно значительную эволюцию. Когда-то оно означало мелкого дворянина, но обязательно дворянина, у сквайра обязательно должен был быть герб. Хотя не было ещё титула «сэр» и не было тем более пэрства, да? Но это вот мелкое, но дворянство. В 19-м веке, о котором идёт речь, сквайр уже не обязательно дворянин, но важно, что это местный землевладелец, который каким-то образом интегрирован в систему власти или местного самоуправления. То есть помимо того, что он местный землевладелец — ну, как правило, наиболее крупный в какой-то вот условной данной местности, он ещё какой-нибудь там почётный мировой судья, приходской староста или ещё что-нибудь такое.
С. БУНТМАН: Как наш стивенсоновский приятель сквайр Трелони.
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно, сквайр Трелони, разумеется, это вот блестящий образец того, что такое сквайр. Но дело в том, что сквайрство приписали Кордерам потом досужие журналисты и прочие писаки, которые возьмутся за этот сюжет, и число их будет исчисляться буквально дюжинами для, так сказать, большего интереса — ну интересно же, когда убийца — человек хоть насколько-то знатный. На самом деле сквайрами они не были, они были крепкими зажиточными землевладельцами. Они владели землями вокруг Полстеда, часть этих земель обрабатывали для них батраки, наёмные работники, часть этих земель они сдавали в аренду.
Уильям Кордер был третьим из четырёх сыновей главы семьи Джона Кордера. Причём, судя по всему, он с детства — уж не знаю, с какой именно стадии — был нелюбимым сыном. Сегодняшние исследователи — а продолжается, до сих пор пишут, не только всякую бульварную литературу, но пишут и серьёзные исследования об этом деле, — полагают, что-то, что у Уильяма Кордера ещё до этого громкого дела были серьёзные конфликты с законом, возможно, отчасти являлось отцовской инсинуацией. Например, потом в деле будет фигурировать, что ещё будучи совсем юным человеком, школьного возраста, значит, Кордер вроде бы продал каким-то жуликам отцовских свиней, вроде бы подделал, значит, какой-то там банковский чек от отцовского имени аж на 93 фунта — это вообще колоссальные деньги, в сельской местности на 93 фунта порядочный человек год мог жить. 2 фунта в неделю, да?
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, ну там больше полутора, да ну что вы. На полтора фунта в неделю можно просто переехать в этот самый The Cock Inn и там и дневать, и ночевать. Вот. Но в любом случае. Вот было четверо у него сыновей, и третий — он получил образование, он ходил в школу, в школе у него было прозвище Foxy, это потом журналисты… То есть лисёнок, лисичка, лис, наверно, не знаю, как…
С. БУНТМАН: Из-за его страшной изворотливости?
А. КУЗНЕЦОВ: Ну вот изворотливый он такой, неискренний. Одним словом, на каком-то этапе папа решил, что и с глаз его долой, и отправил его в Лондон с наказом поступить в Королевский торговый флот. Ну вряд ли матросом, потому что всё-таки у него какое-то образование было. Наверное, предполагалось, что он каким-нибудь клерком на корабль поступит, будет, так сказать, каким-то там восьмым помощником капитана по хозяйству или что-нибудь в этом роде, баталёром, может быть. В любом случае, его во флот не взяли по причине слабого здоровья. И он решил домой не возвращаться и попытаться в Лондоне — какие-то деньги, видимо, ему отец с собой дал — начать самостоятельную жизнь.
Ничего хорошего из этого не получилось, потому что, естественно, он познакомился с дамой. Дама, бывшая актриса, к моменту встречи с ним актрисой уже не была, а перешла на несколько разрядов ниже, звали её Ханна Фанданго. Была она уже дамой профессиональной на этот момент, познакомила его с какими-то жуликами, с неким Сэмом Смитом по прозвищу Красавчик. Сразу хочу сказать, насколько все эти истории правдивы, мы опять же не знаем, потому что это могут быть более поздние выдумки, когда из него массовая культура начала лепить идеального мерзавца. А конечно, у идеального мерзавца должна быть и роковая падшая женщина в биографии, и профессиональный вот этот самый Сэм Смит по прозвищу Красавчик. Этот период его жизни мы не слишком хорошо знаем. Знаем только, что на каком-то этапе он возвращается обратно в родную деревню.
Почему возвращается? Видимо, потому что как раз в это время в его семье начинают происходить драматические события. Не очень понятно, успел ли он вернуться до болезни отца или он вернулся, потому что отец заболел и умер. В общем, отец и двое из трёх братьев заболевают туберкулёзом. Отец умирает сразу практически, после того как болезнь приняла какую-то там открытую форму. Братья сначала вроде как оправятся, но превратятся в инвалидов, будут совершенно не способны к управлению хозяйством, это второй его старший брат и четвёртый, то есть самый младший. И они умрут через полтора года от этой болезни. На хозяйстве останется старший брат Томас, которого болезнь минует. И вот, видимо, он из Лондона вызвал брата, потому что ему нужна была какая-то помощь по хозяйству, а может, он хорошо к нему, ещё плюс к этому, относился, этого мы не знаем. Но мы знаем, что именно Томас Кордер обратил его внимание, или в связи с Томасом Кордером, в связи с братом, наш Уильям Кордер обращает внимание на Мэри, или Марию Мартен.
Интересно, что хотя явно совершенно её все звали Мэри, но вот во всех отчётах, во всех публикациях и вот здесь видно, она — Мария. Этот рисунок не прижизненный, при жизни никому её рисовать в голову не приходило, но он срисован с её младшей сестры, которая, как утверждалось, была как две капли воды на неё похожа. В общем, какое-то более или менее представление о внешности покойной мы имеем. Что можно сказать о Марии Мартен? Она из совершенно другого класса, её отец как раз вот такой батрак, сельскохозяйственный рабочий. Впрочем, у него есть специальность, дающая ему не очень большие, но достаточно гарантированные доходы, он — специалист по ловле кротов, mole сatcher.
С. БУНТМАН: То есть его приглашают.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, его приглашают. У него есть специальное оборудование, оно ему потом пригодится и будет фигурировать в деле. И, более того, он специалист полного цикла, он не просто ловит кротов, но он их свежует и изготавливает из их шкурок перчатки. То есть от террикона до перчаток он осуществляет полный охотничий ремесленный цикл.
У него довольно большая семья, несколько дочерей, сын, плюс как раз где-то вот примерно в это время его супруга первая умирает, и он женится второй раз на совсем молодой женщине, которая всего на один год старше его старшей дочери, вот этой самой Марии, то есть мачеха Марии будет ей практически ровесницей. К моменту, когда в жизни Марии появился Уильям Кордер, в её жизни, скажем так, уже бывали мужчины, да. И вот здесь каждый второй современный автор, а, может быть, даже чаще, начинает пускаться в рассуждения о ханжеской викторианской морали. Я, правда, не очень понимаю, при чём здесь викторианская мораль, до королевы Виктории ещё десять лет, до начала её правления.
С. БУНТМАН: Хотел бы я где-нибудь прочитать «ханжеская георгианская мораль» при Георге IV.
А. КУЗНЕЦОВ: При том, что творилось при Георге III в Регенстве и при Георге IV. Но дело в том, что в сельской местности действительно она, эта мораль, не сильно изменилась. И то, что блестяще совершенно описано, я как начал к передаче готовиться, я всё время вспоминал гениальную фаулзовскую «Женщину французского лейтенанта», и книгу, и фильм с Мэрил Стрип, потому что вот эта атмосфера провинции, ну хорошо, это ровно через всю Англию, там дело происходит в Лайм-Реджесе, в книге.
Так вот, дело в том, что, не знаю уж, первый мужчина, не первый мужчина, но по крайней мере первый её зарегистрированный любовник, оставивший, так сказать, следы, был Томас Кордер, то есть старший брат Уильяма Кордера. У них была связь. Когда ей было лет 13, её отец отправил в качестве прислуги в соседнюю деревушку, к какому-то, его везде пишут «clergyman», то есть некий то ли священнослужитель, то ли церковнослужитель, в общем, человек какой-то церковный. Вот она в его доме была прислугой, к ней, видимо, хорошо относились, судя по тому, что ей передали часть гардероба взрослых, уже выросших из этих платьев, дочерей этого человека. Ну, а в возрасте пятнадцати лет её рассчитали, и вроде как с нелестной характеристикой, нелестной не в плане работы, а в плане, так сказать, вольности нравов. Уж не знаю, что там за этим стояло, но некая вольность нравов вроде бы имелась.
Она возвращается в родную деревушку, дальше — роман с Томасом Кордером. Родится ребёнок, который умрёт практически сразу после рождения, Томас её бросит, она вступит в связь с неким Питером Метьюзом, человеком средних лет, достаточно зажиточным. Они познакомятся на местной ярмарке, она опять будет беременна, Метьюз даже дожидаться рождения сына не станет, он только скажет, как порядочный человек и джентльмен, что он готов некую сумму, ежеквартально, если я не ошибаюсь, он ей платил пять фунтов в квартал, то есть раз в три месяца. Вот он на содержание ребёнка деньги давать готов, а больше иметь с ней какое бы то ни было дело и вообще видеться он не собирается, с чем и отбыл и из её жизни, и из нашей истории тоже.
И вот к моменту описываемых событий, то есть к 1826 году, когда наш Уильям возвращается в Полстед, она — молодая женщина, она на два года его старше, он 1803 года рождения, она — 1801, молодая женщина с маленьким ребёнком на руках, с совершенно определённой репутацией. И вот каким-то образом следующий Кордер обращает на неё внимание, и у них завязывается роман. Ну, дальше всё то же самое: она опять беременеет, и рождается ребёнок, который, как и первый, сразу же умирает. Этого ребёнка они где-то закопали. Будет утверждаться, что вроде как похоронили по-христиански, но никаких следов христианского захоронения, никаких записей в церковных книгах, никакого места на кладбище, ничего этого не было. Скорее всего, просто закопали, поэтому естественно, что все, кто писал об этом деле сразу же по горячим следам, предположили, что ребёнка убили сразу же после рождения. Да, раз он такой злодей, то уж конечно, и деточка тоже, так сказать, в этой ситуации был убит. Хотя в то время смертность детская была такой, что мог ребёнок вполне умереть сам, ничего этого мы не знаем.
С. БУНТМАН: Тем более первый умер.
А. КУЗНЕЦОВ: Первый умер, да.
С. БУНТМАН: Слабые, слабые ребята.
А. КУЗНЕЦОВ: Может быть, нечётные умирали, может быть, кордеровские умирали дети у неё, так или иначе, она начинает, то есть, начала она, видимо, ещё до рождения, но после рождения особенно, она его теребит и требует, чтобы он на ней женился. А к этому времени старшего брата тоже уже нет в живых. Этой зимой того самого года, когда всё это происходило, то есть с 1826 на 1827 год, была довольно суровая для английского климата зима, пруды покрылись льдом, и Томас Кордер, ничего лучше ему в голову не пришло, когда он возвращался от какого-то своего приятеля из соседней деревни, он решил срезать напрямик по льду пруда. Ну только его, что называется, и видели, он провалился под лёд, видимо, пьян был, да? Провалился под лёд, выбраться не смог — утонул. В результате Уильям Кордер остаётся старшим на хозяйстве, потому что он единственный дееспособный, так сказать, сын своего недавно умершего отца. Братья то ли уже умерли, то ли при смерти — в общем, на них точно рассчитывать не приходится. Всё было бы хорошо, кабы дела были в таком, что называется, справном состоянии. А дела не были в справном состоянии — ферма, в общем, приносила скорее убытки, чем доходы, но, видимо, это было вызвано тем, что вот отец сначала умер, да, братьев не было. Какое хозяйство в такой ситуации не придёт в упадок. А может быть, и до этого не очень хорошо дела шли, трудно сказать.
Одним словом, получился хозяином вроде как актива — и актива вроде как достаточно значительного для человека его круга — но, с другой стороны, вот деньги, может, и будут, но пока их особенно нет. Тем не менее девушка его теребит изо всех сил: женись, женись, женись. К этому подключается, видимо, оставшаяся часть семьи Мартенов. В общем, они его дотеребили, и он обещает Марии, при её мачехе, — то есть есть свидетельница — он обещает жениться. Он говорит: только ты знаешь что, нам здесь с тобой, вот здесь, в местной церкви жениться, ну, не очень удобно, да, — кругом злые языки, уши, всё это, начнут люди судачить. Давай поедем в Ипсвич и там, значит, брак заключим.
Собрались ехать завтра, завтра у него чего-то не получилось — перенесли на послезавтра, на четверг, в четверг опять что-то не получилось. В общем, в пятницу получается. Она говорит: ой, только как-то вот это самое, мне неудобно — вот злые языки, мы с тобой, что называется, белым днём, при всех, вот, куда-то из деревни поедем, люди судачить будут. А он говорит: а ты не волнуйся. Во-первых, давай мы в сумерках будем из деревни выбираться, а во-вторых, давай ты переоденешься в мужскую одежду. Ну, мало ли, какой-то мой приятель, да? Не разглядят. И договорились, что они ближе к вечеру встретятся в красном амбаре.
Вот так он изображён — это довольно большое здание. Сразу хочу сказать: от него ничего не осталось. После того, как место стало знаменито, сначала значительную часть его зеваки растащили на сувениры — а в Полстед сотни людей будут приезжать, это такое вообще, так сказать, один из первых музеев под открытым небом в Англии, я так понимаю. Значит, значительную часть его разобрали, ну, а уже в 1940-е годы то, что не разобрали, сгорело при случайном пожаре, так что сейчас там ничего не осталось. Ну, вот есть такой рисунок — этот амбар тоже принадлежал семье Кордеров. А красным его называли, потому что часть крыши была из красной черепицы. Ну, как-то надо амбары отличать, он же не один у них амбар. Ну, вот красная черепица — это будет красный. Иногда в русских всяких, этих самых, материалах его переводят как «сарай» — нет, он именно амбар, потому что во всех описаниях написано, что внутри находились специальные ёмкости для хранения зерна. А раз зерно — значит амбар, а не сарай.
С. БУНТМАН: Он большой, судя по размерам-то.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, туда явно совершенно может заезжать повозка прямо целиком туда, чтобы разгружаться уже там.
С. БУНТМАН: Пишут мне здесь: амбар круглый, без окон, глиняные стены. Я немножко утрирую то, что вы написали, но это же не так. Амбар — вот вы видите здесь, наверное, видите картинку амбара — это ещё далеко не самый потрясающий амбар. Потому что я амбарами занимался, когда изучал жизнь и быт цистерцианцев. Когда по призыву святого Бернара Клервоского, когда цистерцианцы уходили в дебри куда-нибудь, уходили несколько человек — что они делают до сих пор, кстати говоря, — первое, что они ставили из построек, это был амбар. Я видел эти амбары — что в Германии, что во Франции — это, вы знаете, грандиозные сооружения. И окна там есть, и… то есть главное — там можно хранить всё, что они напроизводят. Они и трудники — и монахи, и трудники. Но это, я вам скажу, впечатляет, очень впечатляет. Так, это был такой наукообразный…
А. КУЗНЕЦОВ: Вот, собственно говоря, да. Рубежная дата — 18 мая 1827 года. Больше Мэри Мартен никто не видел. Ну, собственно, поначалу это не вызвало никакого беспокойства, потому что мачеха знала, что они должны были уехать в Ипсвич.
С. БУНТМАН: А при мачехе её собирались переодевать, там, ночью уезжать?
А. КУЗНЕЦОВ: Об этом была договорённость. Мачеха потом будет на суде рассказывать, что да, вот я знаю, вот отсюда возникла эта идея красного амбара, что нужно было где-то спрятаться, переодеться. Через несколько дней он возвращается в Полстед один. А где, а чего? Ой, вы знаете, вот мы собирались в Ипсвиче же пожениться, но в Ипсвиче пожениться не получилось — я её пока там оставил, я потом, значит, обратно в Ипсвич поеду. Пока не получилось. Вот. Она решила не возвращаться, решила там немножко пожить. Ну хорошо. Он продолжает заниматься делами фермы, от неё — ни слуху ни духу, а она девушка грамотная: в принципе, она писать умеет, поэтому могла бы какую-нибудь записочку-то черкнуть, тем более что Ипсвич не так далеко расположен — там пара десятков миль. В общем, одним словом, к Кордеру начинают опять её родные приставать с расспросами, хотят всяких деталей. Он говорит: «Ну нет, всё, ладно, я поехал. Я жениться поехал, поехал я к ней. Сейчас я её заберу, мы поедем жениться». И уезжает.
И вот после этого от Кордера, через некоторое время, начинают приходить письма, где он описывает, что вот они женились, всё замечательно. Значит, нашёл он какую-то там… для себя какие-то занятия, поэтому они довольно далеко — они на остров Уайт переехали, вот они сейчас тут живут. А она вот вам всем передаёт приветы, и вам, папа Томас, и вам, мачеха Энн, значит, и, там, сестричке своей и братику своему тоже передаёт привет, но сама написать не может, потому что она руку сломала. Вот рука, значит, заживёт… Они в ответ пишут что-то, значит, какие-то письма. — Ну что, зажила рука? — Зажила. — А что ж она нам не пишет? — А вы что, не получали от неё письмо? Ой, как странно, а она вам письмо послала. Странно, что вы его не получили. В общем, долго ли, коротко ли (а время-то идёт), и где-то проходит, в общем, полгода с тех пор, как последний раз её видели в деревне, и тут мачехе начинают сниться вещие сны. Три ночи подряд один и тот же сон: падчерица является к ней в виде призрака, берёт её во сне за руку, ведёт в красный амбар, показывает на пол земляной и говорит: «Вот здесь меня убили и зарыли». Ну, после третьего раза, значит, Энн Мартен берёт своего супруга, кротолова, за грудки, и говорит: «Иди, иди, найди, где дочь твоя старшая».
Том Мартен, видимо, человек благоразумный, предусмотрительный — он не только идёт сам, он берёт ещё какого-то себе подручного помощника и представителя местной власти, — уж не знаю, что за представителя, но некое официальное лицо с ними было. Полин, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. И вот здесь художник одного из иллюстрированных журналов с присущим ему натурализмом изобразил, как три джентльмена (я не знаю, правда, кротолов здесь в котелке или в цилиндре, в чём в сельской Англии ходят кротоловы). Я думаю, что официальное лицо, наверное, слева, значит, а вот два джентльмена в сюртуках и цилиндрах — это вот наш рабочий класс. Одним словом, довольно быстро нашли, ну, фрагмент такой относительно рыхлой земли, которая явно не так давно была потревожена.
У Томаса Мартена было с собой орудие производства — такой длинный деревянный шест, на одном конце которого был длинный металлический щуп, а на другом конце — металлическая небольшая лопаточка — значит, щупом, соответственно, обнаруживаем норку, а лопаточкой гада, соответственно, выкапываем. Вот этим щупом он начал тыкать в эту вот рыхлую землю, ну и достаточно быстро (щуп, видимо, там на конце, какой-то, зазубрина была или что-то) вытащил фрагмент… то, что потом оказалось фрагментом гниющей плоти. Очень неглубоко было закопано тело, были обнаружены разлагающиеся останки, которые перенесли в этот самый… Другого помещения в деревне не было — перенесли, видимо, на ледник, я думаю, перенесли вот этой самой, единственного трактира, который в деревне был. Кстати говоря, Полин, дайте нам следующую картинку, хватит на ужасы смотреть. Вот он, собственно, в отличие от сарая, он сохранился — вот это весёленькое розовое здание, если приглядеться, вот на дороге зелёная табличка, а на ней изображён петух слева.
Да, вот, собственно, доказательство того, что это не какой-нибудь, а это именно Cock Inn. Вот. И, видимо, на леднике там тело оставили, и врач, которого коронер пригласил, произвёл осмотр тела. Окончательного вывода о причине смерти сделано не было. Да, но начнём с того, что останки были опознаны. Останки были опознаны младшей дочерью… Ой, прошу прощения, младшей сестрой — вот той самой, с которой рисовали портрет, и мачехой. По каким признакам опознали останки? По одежде. Потому что она была в женской одежде — в той самой, в которой ушла из дома.
С. БУНТМАН: То есть ни в кого она не переодевалась.
А. КУЗНЕЦОВ: То ли не успела, то ли это и не было на самом деле запланировано. И по шейному платку. На шее был повязан зелёный платок, который практически все жители деревни опознали как платок Уильяма Кордера. Уж не знаю, чем он был заметен, но его опознали как принадлежащий ему.
О причинах смерти коронер не смог сделать однозначного вывода, потому что он выдвинул три предположения: во-первых, он обнаружил след пулевого ранения, выстрел в голову — она получила пулевое ранение в голову. Но, поскольку имелось два следа, прокола неким острым, холодным оружием, он предположил, что, возможно, помимо выстрела причиной смерти могло быть и ранение холодным оружием. Там потом возникнет версия, что вот якобы у Кордера была какая-то то ли шпага, то ли длинный стилет, то ли что-то — вот, может быть, этим. Но дело в том, что на самом деле, конечно, это могли быть и, — самое простое объяснение, — следы вот этого самого кротоловного щупа. Но дело в том, что тело было в таком состоянии, что…
С. БУНТМАН: А тогда не определяется, что после смерти нанесено?
А. КУЗНЕЦОВ: Да нет, ну, во-первых, это сельская местность, 1827 год, до рождения Бернарда Спилсбери ещё несколько десятилетий, не говоря — до его славы. А кроме того, надо понимать, что останки были в очень плохом состоянии, и там трудно было что-нибудь определить. А кроме того, наличие на шее зелёного платка, и не понятно — был он повязан или накинут: там не было узла. То есть то ли она его сама заправила как своеобразный такой шарф-косынку, то ли, — предположил коронер, — нельзя исключать, что она была сначала этим платком задушена. Одним словом, гипотетически, три способа убийства могли быть предложены. Но в любом случае коронер, — и это довольно нечастый случай, — обычно коронерский вердикт, там: «смерть, причинённая неустановленным лицом или лицами». И только в том случае, если есть однозначно один несомненный подозреваемый, то в этом случае его фамилия появляется в коронерском вердикте. Но это вот как раз был тот самый случай, потому что показания и матери, и сестры на коронерском инквесте прямо указывали на то, что… Да, и этот платок, разумеется, да и, собственно, все знали в деревне, что у них, мягко говоря, роман, да, поэтому Уильям Кордер в коронерском инквесте был назван подозреваемым в убийстве. Его начали искать. К этому времени английская полиция ещё не оформилась в то, что она собой представляет сегодня: не то что Скотленд-Ярда ещё нет — нет даже предшественников, пиллеров, названных так по имени Роберта Пила, или Пиля, который, собственно… это зародыш будущей Metropolitan police. Но это через год, в 1829 году им подписано будет это историческое распоряжение. Но тем не менее некая полицейская структура есть, и в результате, значит, двух полицейских, точнее, одного местного полицейского (Айзек, по-моему, или что-то в этом роде его фамилия), и он связывается… Поскольку есть какие-то, я так и не понял, но по каким-то признакам сочли, что он в Лондоне где-то находится, и обратились в лондонскую полицию. Полин, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. Вот этот джентльмен, его фамилия Ли, он полицейский, констебль. Но слово «констебль» нас не должно обманывать, это сейчас констебль — это низший полицейский чин, а тогда констебль — это что-то на сегодняшние деньги вроде инспектора. И, кстати говоря, глава лондонской полиции тогда назывался Chief Сonstable.
То есть это слуга закона, скажем так. И вот этот Джеймс Ли развивает бешеную активность. А дальше вспоминается замечательная фраза из финальной части «Собаки Баскервилей», когда Холмс описывает Ватсону ретроспективно всё дело, да? «Найти учителя в Англии, Ватсон, — дело несложное». Дело в том, что образование, которое получил Кордер в школе, позволяло ему, помимо прочего, заниматься, на каком-то там начальном уровне, педагогической деятельностью. И вот, собственно говоря, я уж не знаю каким образом, Ли выследил его. Он жил в Лондоне — в западной части Лондона, в одном из западных пригородов тогдашнего Лондона, где они с женой содержали небольшую школу-пансион для маленьких девочек: помесь детского сада с начальной школой. Да, он был женат — совершенно официально, имелись документы — на молодой женщине по имени Мэри Мур, профессиональной учительнице. А каким же образом они познакомились? А он, оказывается, в разделе брачных объявлений в газете разместил объявление, в котором, значит, расписал, что человек он одинокий, абсолютно свободный. Это, конечно, будет одним из самых таких, крупных гвоздей в его гроб на процессе, да? Абсолютно он свободен, и вот, так сказать, ищет он возможности своё одиночество скрасить. Ему пришло более 100 ответов от женщин, которых это объявление заинтересовало. Он с первого раза, с первой попытки выбрал эту самую Мэри Мур, женился на ней, и вот они, соответственно, завели этот самый девчачий пансион. Вот туда и явились к ним двое полицейских, арестовали его, предъявили ему обвинение и отвезли его в город Бёри (Bury) — это тогдашняя столица графства Саффолк.
В Бёри будет происходить сначала следствие, а потом суд. Ну, что сказать? Значит, конечно, положение его с самого начала было очень нерадостным, потому что огромное количество свидетелей подтвердили, что у них была связь, что — ну, свидетелей, что родился ребёнок, не было, для родов он её увозил куда-то в соседний городок, она не в деревне рожала. Но понятно, что всё равно историю передавали, то есть как — деревня была в курсе.
С. БУНТМАН: Они могли не знать, что где-то там он женат, но то, что на их пятачке, они знали абсолютно.
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. Плюс вот это объявление о том, что он одинок, плюс, значит, элементы его гардероба на трупе, плюс, ну, всё в этом самом красном сарае произошло, про который была договорённость у него с ней. Плюс, когда полицейские его в Лондоне арестовали, они тут же провели обыск и обнаружили два пистолета одинаковых — ну, дуэльный набор, или дорожный набор, да, тоже два пистолета. Причём эти пистолеты были не в стандартном ящике для оружия, а в сумочке кожаной дорожной небольшой, которую тоже опознали как принадлежащую Мэри Мартен. Упаковать орудие убийства в принадлежащую убитой вещь — это, конечно, верх. Чем можно объяснить такую абсолютную неосторожность в каждом пункте? Я думаю, что он исходил из того, что все махнут рукой, никто искать не будет, на ферме никто копаться в этом амбаре не будет — это же его ферма, да, кто там будет без его указания в амбаре копаться. А что он своими письмами родных Мэри успокоит, может, им, там, денежку будет какую-то присылать, а они её сбыли — и слава богу. Вот, активности мачехи с её вещими снами он, конечно, не предполагал. А поскольку к этому времени в Англии уже больше столетия действовал судебный принцип «нету тела — нету дела», он, вероятно, предполагал, что раз тело не обнаружено, то, значит, дела об убийстве заводить не будут.
С. БУНТМАН: Чего он тогда трепался про красный амбар?
А. КУЗНЕЦОВ: Да чёрт его поймёт, чего он трепался. Может быть, в шоке был, может быть, ещё что-то. Может, он дурак — мы не знаем. Не знаем мы этого. Ну и что, что он какое-то образование получил — мало ли, да? Даже с докторскими степенями сейчас бывают. Ну вот, одним словом, для защиты дело было абсолютно тухлое. Правда, обвинение так боялось его упустить, что они ему предъявили, помимо обвинения в убийстве Мэри Мартен, ещё девять каких-то там — какая-то подделка бумаг, ещё чего-то. Откуда это всё взялось, я, честно говоря, не очень понял. У него было всего два рубежа защиты. Сначала, когда его арестовывали, он заявил, что он не знает никакой — что вы ошиблись, я не знаю никакой Мэри — очень быстро его, естественно, припёрли к стенке, он отступил на вторую, значит, линию, и на процессе он держался её. Дескать, мы начали собираться, вот, начали упаковывать, перепаковывать вещи, она зачем-то начала укладывать мои дорожные пистолеты и случайно, значит, выстрелила себе в голову. Ну, в общем, жюри на это не повелось.
Жюри отбирали очень тщательно — отбирали присяжных. Дело в том, что по закону присяжные должны быть люди непредубеждённые, а к этому времени жёлтая пресса — хотя такого понятия ещё нет, но явление-то уже присутствует. Жёлтая пресса уже такое из этого дела сделала, что в конечном итоге найти таких присяжных было чрезвычайно трудно. Ну, каким-то образом сформировали коллегию. Присяжным потребовалось всего тридцать пять минут для того, чтобы вынести вердикт «виновен» по главному пункту обвинения. После этого… Да, и судья постановил… Всё-таки, вот, традиции английского правосудия — они, конечно… Во-первых, он постановил, что через три дня будет произведена казнь, не откладывая. Но самое главное, и это до сих пор вселяет ужас во всех, кто приходит в городе Бёри в музей, который называется Moyse’s… — по-моему, Moyse’s Museum, он так и называется. Это небольшой частный музей, с бору по сосенке — там живопись какая-то, ещё чего-то. И там есть экспозиция, посвящённая одному из самых громких и знаменитых убийств в истории графства Саффолк и, соответственно, в истории этого города. Так вот, судья постановил, что тело его должно быть передано для медицинских исследований — ну, это нормальная практика того времени в Англии, мы об этом говорили. Но мало того, что для медицинских исследований, оно должно было быть немедленно после казни вскрыто публично. Вскрытие должно быть не для студентов, не для врачей — оно должно быть публично, для всех желающих посмотреть. Плюс были сделаны распоряжения по поводу того, что скелет его должен быть передан местной больнице для всяких этих и всего прочего. То есть даже тело должно было быть раскассировано по разным адресам. В эти три дня, что он провёл в тюрьме, его жена, священник, начальник тюрьмы всё время его допекали тем, что нельзя предстать перед господом, не покаявшись, и в конце концов за несколько часов до казни он сделал письменное признание. Он, правда, не признался, что это было сознательное, обдуманное убийство, он… Последняя его версия выглядела таким образом: мы стали ссориться, у нас возникла ссора, я, там, так, для острастки начал ей угрожать пистолетом, она как-то неловко отмахнулась, произошёл самопроизвольный выстрел. Ну, теоретически да, но на практике, конечно, в общем, я не думаю, что кто-то ему сильно…
С. БУНТМАН: Ну вообще, все действия его тому противоречат.
А. КУЗНЕЦОВ: А дальше… Полин, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. Как вы думаете, Сергей Александрович, обложка чего это?
С. БУНТМАН: God’s revenge against murder.
А. КУЗНЕЦОВ: Да. Ну, это заголовок — «Месть бога за убийство», да? В правом уголку написано: Рrice One Penny. Как раз в это время, чуть позже — в 1830-е годы, в Англии начинает появляться то, что в народе получило название penny dreadful. Ужас за пенни. Ужасный пенни. Это такие прадедушки комикса. Или даже не комикса, а бульварных брошюрок. Значит, вот стандартное издание — восемь страниц. Одна страница, как правило, первая, для, так сказать, заманухи, представляет собой одну или две картинки — и дальше семь страниц текста, который расписывает всякие ужасы. Это могут быть реальные преступления или истории на основе реальных преступлений, как в нашем случае. Значит, здесь две картинки: верхняя — это он только что убитую Мэри хоронит, а нижняя — вот за ним пришли полицейские и его, соответственно, арестовывают.
С. БУНТМАН: А он тут, ну да, расположился, да?
А. КУЗНЕЦОВ: А он тут весь такой, да. Это может быть вообще ерунда полная — там, например, про вампиров будет, про пиратов будет, про ещё какие-то про чудеса, про колдовство, про кладбище. Вот это вот как раз, можно сказать, что убийство в красном амбаре становится одним из первых сюжетов того, что…
С. БУНТМАН: Так сложилось или чем-то поразило это убийство?
А. КУЗНЕЦОВ: Просто сложилось. Ну, как… сложилось то, что есть всё, необходимое для мелодрамы. Он — типа аристократ, а она — типа простая чистая девушка… Кстати говоря, во всех этих историях — никаких упоминаний о том, что у неё ребёнок был, что ещё двое умерло…
С. БУНТМАН: Ну то есть никаких… ничего не мешает.
А. КУЗНЕЦОВ: Бедная несчастная девушка, коварный соблазнитель, страшное убийство, да, а потом, так сказать, там… Ну, в общем, Синяя борода такая… Всё очень хорошо, всё очень получилось. Полин, дайте, пожалуйста, следующую картинку. Вот эта фигово напечатанная штука…
С. БУНТМАН: Это его признание?
А. КУЗНЕЦОВ: Это… Каждый раз, когда в Англии производилась публичная казнь, — то есть довольно часто — специальные издатели, которые на этом специализировались, выпускали вот такие вот листовки: «Бюллетень о казни». Как правило, в этой листовке было сообщение о казни, коротенькое такое, репортажное, хорошо, если было предсмертное признание или что-то в этом роде, очень часто заканчивалось это балладой назидательной, сочинённой по этому поводу. Вот это вот такой пример. Знаешь, тираж какой?
С. БУНТМАН: Какой?
А. КУЗНЕЦОВ: Современные исследователи считают, что тираж — от 1 млн 100 тысяч до 1 млн 650 тысяч экземпляров.
С. БУНТМАН: Это по всей Британии, да?
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. Я думаю, что и в колонии ушло. Ну, не в колонии — так сказать, в доминионы, там, в колонии и заморские владения. В Америку наверняка ушло — люди тоже интересовались, люди же тоже читать умеют. То есть это действительно одно из тех убийств, которые буквально, по тогдашним меркам, в режиме реального времени наблюдала вся страна. Ну и последняя, Полин, последняя кошмарная точка. Вот в этом самом музее в Бёри, о котором я говорю, слева — это его посмертная маска, которая сразу врачом была, после того как сняли с верёвки. Видишь, как напряжены вены, да, шейные, это подчёркнуто прямо. Он больше часа висел, он около 10 минут умирал в петле.
С. БУНТМАН: Кошмар!
А. КУЗНЕЦОВ: Потому что повешение было долгое, а не вот это вот английское быстрое. После этого ещё час, по приказу судьи, он висел в петле на всеобщем обозрении. Но самое жуткое — справа. Доктор, который производил вот это самое публичное вскрытие, купил отчёт, книжку-отчёт об этом деле, которая продавалась, и не нашёл ничего лучше, как переплести во фрагмент его кожи. Я бы присмотрелся к доктору, ей-богу. Но вот сейчас это по-прежнему выставлено. Более того, скелет, который с научными целями был передан местной больнице, уничтожили только в 2004 году.
С. БУНТМАН: Сурово! Это какая-то уж очень суровая история, я бы сказал. Но самое интересное — что вот мы о снах говорили буквально одну секунду — она действительно могла это видеть? Потому что столько было разговоров об этом красном амбаре…
А. КУЗНЕЦОВ: Ну теоретически — да, это могло сложиться. Но, конечно, гуляет версия, — она сразу, тогда прямо начала гулять, после казни, — что на самом деле у него и с этой самой мачехой молодой мог быть роман и что она таким вот образом ему отомстила, то есть она его подельница, соучастница, ну или ещё какая-то степень прикосновения, и она до поры до времени молчала, а потом начала имитировать вот эти вещие сны.
С. БУНТМАН: Ну вот такие теории обычно зарезаются с помощью бритвы Оккама.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, бритвой Оккама вообще хорошо резать, да.
С. БУНТМАН: Ну что ж, друзья мои, мы с вами встретимся в следующий четверг в 18 часов, на канале «Дилетант», на который надо подписываться, а «Живому Гвоздю» неплохо бы и что-нибудь подбросить: там есть qr-коды. Всего доброго вам, до свидания!
А. КУЗНЕЦОВ: Всего хорошего!