Diletant.media начинает серию публикаций в рубрике «Наши враги», они посвящены людям, стоявшим у руководства нацистской Германии. Портрет историка Елены Съяновой: директор Рейхсбанка и министр экономики Ялмар Шахт. Проект был подготовлен для программы «Цена победы» радиостанции «Эхо Москвы».
«Человеком, не совершавшим поступков, которые нельзя было бы исправить» назвал Шахта один из британских журналистов. «Колдун нацистской клики», «респектабельное прикрытие для хулиганов» — это из американской прессы. «Я принадлежу только к одной партии, партии Шахта» — говорил о себе он сам в 38-м, заметьте, триумфальном для нацистов году. Блестящий экономист, который вытащил германскую экономику из жесточайшего в мировой истории кризиса, потому что хотел вытащить, просто сказала бы о нем я, если бы… Если бы к совести этого экономиста не прилипла грязь и кровь режима, которому он служил. Ялмар Шахт был доктором экономических наук, директором Рейхсбанка при нескольких канцлерах и признанным в мире финансовым авторитетом. От экономики он отдыхал за пописыванием критических статей о модных авангардистских спектаклях и не чужд был такого литературного жанра, как «стихи к случаю». Рифмовал все подряд: свои впечатления от поездок, комментарии к событиям, в рифму оценивал те или иные политические решения. В ближайшем окружении Гитлера ходила такая фраза: «Сделать так, чтобы Шахт не зарифмовал». Это означало, что какое-то событие или решение не должно стать достоянием гласности.
Шахт был из тех людей, которые много чего успевают, точно сутки у них раза в полтора длиннее, чем у остальных. Следы его активности можно найти во многих областях жизни Германии с самого начала века вплоть до 70-х годов. По степени же продуктивности содеянного им для нацистского режима, думаю, его можно поставить в затылок за Геббельсом и Гиммлером, которые вне режима были, в сущности, ничем. Для Гитлера Шахт стал именно тем человеком, который и вывел его на большую политическую дорогу, именно Шахт свел Гитлера с крупным капиталом. Малоизвестный факт: перед знаменитой судьбоносной встречей фюрера с промышленниками и предпринимателями Рура Шахт собственноручно поправил и выстроил речь Гитлера так, чтобы она прозвучала должным образом — сильная экономика в сильном государства, ни слова о большой войне, которой так боятся все банкиры, и трехкратное упоминание Тельмана в качестве страшилки. Сразу после выборов 33-го года Шахт собрал в доме Геринга 25 лидеров ассоциации промышленников и предпринимателей уже всего рейха и заставил их раскошелиться на три миллиона марок подъемных для Гитлера. Геринг потирал руки. Однако Шахт пронес эти средства мимо его носа и передал Гессу, чем нажил себе смертельного врага.
На посту президента Рейхсбанка Шахт действовал, как пират. Например, лихо заблокировал все счета иностранцев и пустил эти средства на вооружение. «Таким образом, — говорил он, — наше оружие было отчасти профинансировано капиталами наших политических противников». Как министр экономики Шахт выдвинул новый план. План, однако, начал трещать по всем швам, когда на экономику наложил лапу Геринг. Все предупреждения Шахта о том, что такие темпы строительства военной машины ведут к истощению ресурсов, что нельзя до такой степени пренебрегать экономическими реалиями, привели к тому, что Геринг уже в 37-м году сорвался и произнес свою знаменитую фразу: «Если фюрер прикажет, то дважды два у меня будет пять». По этому поводу Шахт зарифмовал такую суть: «Экономист Шахт приказывает политику Шахту покончить с собой». Что он и сделал — подал в отставку. Отставка была принята. Показательно то, что на посту министра экономики его сменил Функ, не экономист, а «журналист на экономические темы», по выражению Геббельса. Многие после подобных ударов как-то сникали, но только не Шахт.
Поняв, что утратил влияние на ход событий, он занялся своим здоровьем, помолодел, женился на красивой женщине на 30 лет моложе себя, имел от нее двух дочерей. В заговорах против Гитлера Шахт не участвовал, хотя всячески подогревал решимость заговорщиков, за что и был в 44-м году арестован гестапо. В 45-м его освободили американцы.
В Нюрнберге Шахт сильнее всех возненавидел журналистов. Одному из них даже выплеснул в объектив стакан горячего кофе. На допросах вел себя, как идиот. Например: «Обвинитель: «Скажите, доктор Шахт, перед вторжением в Австрию проводилась ли в Германии мобилизация?» Шахт: «Не знаю. А что, проводилась?» В Нюрнберге Шахта оправдали. После оглашения приговора к нему подскочил американский журналист и задал вопрос, где он теперь будет хранить свой золотой партийный значок и портрет фюрера с надписью «Моему любимому Шахту. Адольф Гитлер». Шахт в ответ что-то пробормотал неразборчиво.
Посидеть ему все-таки пришлось, но недолго, около двух лет. Он вышел в 48-м году, по его же выражению, с двумя марками в кармане, молодой женой и руинами авторитета, который принялся энергично восстанавливать, и через 10 лет снова зарифмовал по сути следующее: «Из руин моего прошлого роскошного замка поднялся мой теперешний уютный домик». В этом домике он и прожил до 1970-го года, и одной из его последних рифмовок было: «Мы не проиграли хотя бы потому, что евреи уже никогда не завоюют Германию». Вот такой был экономист.