С. БУНТМАН: Добрый вечер! Начинаем наше очередное заседание. Следственно-судебные будем действия производить, и если у нас бывали часто старые добрые английские убийства, то сейчас будет какое, старое злое немецкое или как?
А. КУЗНЕЦОВ: Старое злое немецкое, совершенно верно, потому что всем известно, что в Германии все старые убийства — они злые.
С. БУНТМАН: Конечно!
А. КУЗНЕЦОВ: Но мы сегодня будем не только следственные действия производить, мы будем сегодня закрывать гештальт. Причём закрывать мы будем его в двух смыслах — во-первых, потому что сегодня будет идти довольно большой разговор о судебной психиатрии, чуть меньший, чем о судебной медицине, но тоже достаточно объёмный. А во-вторых — шестое, если я не ошибаюсь, июня 2016 года, завершив передачу о деле рядового Красносёлова — это где Владимир Ильич Ульянов выступал в качестве адвоката, мы анонсировали очередной набор преступлений — у нас в наборе были убийства, совершённые на открытом воздухе, да, на свежем воздухе.
С. БУНТМАН: Ну да, не в закрытых помещениях, отлично. Причём убийства, совершённые на свежем воздухе, а не в закрытых помещениях — это по-немецки должно быть одно слово.
А. КУЗНЕЦОВ: Безусловно, да. Причём, я думаю, туда ещё добавляется из серии что-нибудь «с особой жестокостью и цинизмом». Поверь, я сегодня немецкого языка — я об этом расскажу обязательно, гордясь собой — я к сегодняшней передаче его нахлебался по самый этот самый! Под потолок. Так вот среди анонсированных пяти три мы уже закрыли. У нас было дело Мавры Волоховой, обвинённой в убийстве мужа, у нас не так давно дело Уильяма Кордера — убийство в Красном амбаре было, и у нас довольно давно, ещё в старые добрые эховские времена было убийство на острове Бодом в Финляндии. Вот сегодня мы даём четвёртое дело из этой подборки, ну и останется у нас на когда-нибудь ещё американское дело, убийство семьи, семьи фермеров, то самое, которое легло в основу документально-криминального романа Трумана Капоте.
Его мы пока ещё не трогали, но мы про него — видите — помним. Мы свои старые дела не забываем.
Дело это, получившее название «Дело убийцы с острова Рюген», сами понимаете, имело место на острове Рюген в 1901 году.
С. БУНТМАН: Да, вот… Оффтоп, маленький, маленький комментарий, вот: «Я написала, — пишут мне в чате, — пост в фейсбук-группе про Рюген, пост до сих пор на рассмотрении и не опубликован, а передача — вот она. Ну хоть так». Там, наверное, описание убийства было у нашей зрительницы, ну, судя по всему?
А. КУЗНЕЦОВ: Я посмотрю, я загляну, чего там не так в разделе. Я давно этим, честно говоря, не занимался, поскольку мы теперь не голосуем, соответственно — и вот.
Итак, остров Рюген — я посмотрел запись той нашей передачи, почти уже восьмилетней давности: когда я называл вот эту тему, ты тогда сказал, что да, это вот остров таинственный такой.
Действительно, это один из крупных балтийских островов — не самый крупный, он самый крупный из германских островов, принадлежащих Германии. Значит, он находится прямо у побережья Германии, недалеко от города Штральзунд. Сейчас у нас там — через некоторое время, буквально через пару минут, будет большая карта острова — пока мы просто пытаемся понять, где мы находимся. Так вот, значит, это самый-самый северо-восток Германии, территория современной Польши совсем недалеко. Этот остров был населён человеком с очень давних времён: там археологи нашли, находят стоянки первобытного человека, а во времена уже, так сказать, более поздние, в Средневековье этот остров считается одной из прародин или одной из частей прародины европейского славянства. Вот там проживали племена — в разных, понятно, языках в разных источниках в разное время по-разному называемые, племена руянов, входивших в племенной союз ободритов, одни из последних европейских язычников, их будут христианизировать, по-моему, в 12-м веке. Мы в своё время немножко про этих ободритов говорили — помнишь, у нас была передача про конфликт между императором и саксонским герцогом Генрихом Львом? Вот там.
К тому времени, о котором мы говорим, остров Рюген — это уже вполне благополучная, многими своими частями курортная зона, там проживают несколько десятков тысяч человек, сегодня вообще густонаселённый остров, там около восьмидесяти тысяч человек постоянно проживают. Он сейчас соединён мостом с материком, остров очень причудливой конфигурации, со всякими внутренними заливами и так далее.
На мысе Аркона — там древний храм находится, ну, точнее, то, что от него осталось, разумеется. Вот, значит, на этом самом благополучном, сытом балтийском острове происходит совершенно страшное событие. Первого июля 1901 года два мальчика, один восьми, если я не ошибаюсь, лет, второй шести, братья Штубе говорят дома — мы пойдём поиграем. А чего им не пойти поиграть? В школе каникулы, да я не уверен, что такие маленькие мальчики тогда уже в школу ходили, да? Они пошли поиграть и домой не вернулись. Их начинают искать — сначала родители, затем соседи подключились, потому что у каждого такая беда может произойти. А вот происходит это всё в местечке Гёрен.
Это большая деревня. Сейчас, насколько я понимаю, это такие уже глубоко курортные места, а в то время там и рыбаки жили, и ещё какая-то, значит, публика, и фермеры, разумеется, потому что на Рюгене, в общем, фермерство было весьма развито. Ну и вот, соответственно, начали этих самых двух мальчишек искать. Кто-то пошёл к побережью, потому что, а чёрт его знает, а вдруг они в море полезли и что-то там с ними, не дай бог, случилось — всё-таки разгар лета. Кто-то начал осматривать, опрашивать соседей. Ну в общем, рано или поздно добрались до леска, который прямо вот буквально за околицей деревни начинался. И в этом леске обнаруживают два детских трупа, совершенно, ну, в таком, не оставляющем ни малейших сомнений в том, что действовал человек либо безумный, либо — ну, в общем, некое Зло с большой буквы З. Трупы расчленены, головы разбиты, размозжены чем-то очень массивным, прямо неподалёку находится довольно большой камень со следами красной жидкости — я специально так говорю, потому что для нашей сегодняшней темы это, значит, понятно. Животы вспороты, органы внутренние частично разбросаны на прилегающей местности. У старшего мальчика вынуто сердце — его так и не нашли в конечном итоге. Либо очень далеко было заброшено и потом какая-нибудь там зверюга подобрала — ну, либо остаётся предположить, что убийца унёс его с собой. Хотя это в картинку не очень вписывается — ну, мало ли чего куда не вписывается. Я имею в виду — в дальнейшую картинку.
Естественно, что переполошился довольно быстро весь остров, какой бы большой он ни был, естественно, что полиция начинает… а на Рюгене, конечно, есть свои полицейские, участковые, но вообще управление полицейское находится на материке. Значит, оттуда прибыла какая-то бригада. Полиция начинает сплошной опрос, значит, местного населения, то, что называется подомовый обход. И довольно быстро выясняется, что находится свидетель, который в день убийства накануне — мальчишек нашли на второй день, второго июля, а вот первого июля он видел их ещё живыми и здоровыми, вскоре после того как они, отпросившись из дома, пошли погулять — значит, он их видел разговаривающими с местным жителем, молодым достаточно человеком, ему нет ещё тридцати, Людвигом Тессновым.
Этот Людвиг Тесснов — вообще-то местный уроженец, он из соседней деревни, которая с деревней, где жили убитые мальчишки… Там буквально пара-тройка миль от неё. Он вообще местный уроженец, но его довольно долго не было на Рюгене. Он, закончив школу, куда-то уехал, работу искал и несколько лет не появлялся. И где он был, что он был — ничего про него неизвестно. Известно, что он подмастерье, помощник столяра. Вроде спокойный, но единственное, что странноватый. Вот у него репутация странноватого молодого человека: за девушками не ухаживает, время от времени выпивает. Когда выпивает, становится совсем странноватый, но не алкоголик (не каждый день, не до положенья риз, не буянит в этом состоянии, то есть, ну, как говорится, как все — слегка в праздник). И как к работнику к нему особенных претензий тоже нет: добросовестный, исполнительный. Ну, а то, что он по-прежнему подмастерье, а пока не самостоятельный мастер — в Германии очень серьёзно к этому относятся: там пока сам себе хозяином станешь, можно и до 40, и до 50 [лет] в подмастерьях проходить — так сказать, дело такое.
И, значит, начинают выяснять, что с этим самым Тессновым, и выясняется, что несколько свидетелей в тот день, в который его видели, уже после разговора с мальчишками, утверждали, что им показалось, что одежда его в каких-то пятнах. Его спросили, он говорит: а что вы хотите? Я вам столяр или кто? Да, периодически я пачкаюсь: я с лаками работаю, я с красками работаю, я с мебельной морилкой работаю. Ну вот тем не менее, как-то вот насчёт пятен и общей его такой не очень положительной репутации полиция на него начала внимательно посматривать, и вот когда были произнесены вот эти ключевые, как потом выяснилось, слова: «морилка», «мебельная морилка», то есть, такой, значит, специальный химический очень едкий раствор, который используется для придания мебели нужного древесного оттенка. И вот когда следователь из следственного управления, которому было поручено это дело, услышал вот это словосочетание «столярная морилка», у него в голове начинает что-то смутно припоминаться: какое-то вот… Где-то это сочетание жуткого убийства детей и вот этой самой столярной морилки, будь она неладна, где-то уже вот у него оно, как мы сегодня говорим, бьётся, стыкуется. И он, — я уж не знаю, вспомнил он, или полез в какие-то газеты, или он запросил архивы или он к коллегам обратился, — в общем, каким-то довольно быстрым образом выясняется, что да, действительно, писали газеты.
В 1898 г., то есть, всего за 3 года до описываемых событий, прилично далеко от этого места, в районе города Оснабрюк (это северо-западная Германия, это туда, к голландской границе, это на противоположном конце страны по отношению к острову Рюген) произошла похожая жуткая история. Похожесть по очень многим позициям определяется: значит, тоже двое детей, только в этом случае это были две семилетние девочки, Ханна Лора Хайдеманн и Эльза Лангемайер, тоже сельская местность. Они утром ушли в школу, к обеду они должны были вернуться (это была сельская школа, поэтому там такой большой обеденный перерыв — дети идут по домам обедать, а потом к определённому часу приходят на вторую часть занятий), поэтому к обеду они должны были прийти, ну, в строго определённое время. Когда они обе не появляются, а они жили по соседству, к обеду, матери понеслись в школу. Мало ли, да, что такое: может, в школе задержали, может, случилось чего. Они прибежали в школу: а где? А им говорят: а где? А они не приходили сегодня на занятия.
Ну и вот здесь начинается понятная совершенно паника. Всех, кого можно, мобилизовали — в этом смысле деревенское сообщество, конечно, очень крепкое и надёжное — сразу все поднимаются, все способные передвигаться ногами и смотреть в оба глаза. Начинают: сначала всю деревню перерыли, естественно, обшарили, затем начали расширять круг поисков, и уже в сумерках натыкаются на тело одной девочки, и оно, я уж не буду повторяться, но в таком же состоянии…
С. БУНТМАН: Как мальчишки были, да?
А. КУЗНЕЦОВ:… как на Рюгене будут обнаружены мальчишки: тоже расчленено, тоже на некотором расстоянии друг от друга находятся фрагменты тела, тоже вспорот живот. Вторую девочку нашли не сразу, потому что, найдя первую, там сразу начался, естественно, крик, шум, ужас и так далее. Но буквально через пару часов, уже в темноте, прибывшая полиция в паре сотен метров в кустах обнаружила второе тело примерно в таком же состоянии.
Запросив подробности, может быть, подняв какие-то газетные отчёты, следователь выясняет, что действовали его коллеги за три года до этого абсолютно таким же образом: они начинают, естественно, опрашивать деревенских жителей, кто что видел, кто что знает, может, девочки рассказывали о каких-то там встречах, чего-то… И свидетельница говорит: да я видела их сегодня утром, они вот с этим, с парнем, который плотник, столяр — они с ним разговаривали. Выясняется, что молодой парень, который не местный уроженец, он откуда-то приехал, но уже некоторое время в этой местности жил и работал, вот, значит, видели его разговаривающим с этими девочками. Пришли к нему. Обнаружили у него на одежде пятна такого буроватого цвета, а он говорит: ну что вы ко мне прицепились, ну, это столярная морилка.
Я не могу себе представить эмоции следователя, я не знаю, чего было больше: ужаса или облегчения, потому что, ну, что называется, бинго, но этого парня на другом конце Германии звали Людвиг Тесснов. То есть, за три года до того, как возникло серьёзное подозрение в отношении него на Рюгене, в отношении него всё то же самое было под Оснабрюком.
С. БУНТМАН: А известно было на Рюгене, — вот ты говоришь, что он местный, — что его, вот, три года назад, вот он где-то там… столярничал.
А. КУЗНЕЦОВ: Нет. То есть, было известно, что, по его, видимо, рассказам, он много где побывал, он, там, всю Германию прошёл — это было известно. Было известно — уж не знаю, из полицейских ли источников или с его слов — было известно, что у него было два небольших конфликта с полицией: один закончился годом тюрьмы (что-то он украл), а один, по-моему, неделей или двумя, значит, административного ареста: то ли он с кем-то там поцапался, то ли… ну в общем, ерунда какая-то. Поскольку в этих случаях наказания были вынесены, то, соответственно, об этом по полицейской линии было известно.
А вот по этому случаю по полицейской линии ничего на Рюгене известно не было, потому что не дошло дело ни до какого суда. Полиция говорит: морилка, говоришь? — Морилка. И вот единственное, на что у Оснабрюкской полиции хватило, что называется, опыта и таланта — это на следственный эксперимент, и то неофициальный. Полицейский пришёл к нему в столярную мастерскую, где он работал, в тот момент, когда он работал, и якобы случайно, якобы неуклюже, опрокинул ему на штаны баночку морилки. А потом сказал: ой, извини пожалуйста, я тебе штаны запачкал. Ну давай сюда, давай сюда, я отнесу домой и, значит, жена постирает, а мы тебе вернём их чистыми. В полицейском управлении дождались, пока морилка засохла на его штанах, глубокомысленно сравнили это с теми пятнами, которые были на его одежде, которые вызвали подозрение, и сказали: ну что похоже, ну похоже, блин. И по форме похоже: пятна обыкновенные, и по цвету похоже: ну такой вот буроватый цвет, и вроде как в ткань въелось примерно так же, как здесь — ну, видимо, не врёт. Ну, а что, действительно, он столяр или кто? Морилку на себя разлить — обычное дело. В общем, от него отстали.
Понятно, что полицейский следователь Рюгена уже отстать от него не мог бы, даже если бы захотел. Но он, разумеется, не хотел. А тут ещё одно очень интересное, что называется, добавление. Уже произошло преступление, уже убиты вот эти самые братья Штубе, и приходит — я не знаю, в связи… Я не понял, то ли в связи с этим, то ли просто сам, своим ходом, приходит фермер, тоже примерно из этого же угла острова и говорит: «Слушайте, в начале июня такая случилась неприятная штука, просто чёрт знает что. Я пас овец, — это, получается, за три недели до преступления, — ну, а что, овцы у меня тренированные: пасутся и пасутся. Мне стало скучно их пасти, я отошёл на какое-то время в местный, — в Англии это называлось бы «паб», — отошел в местное «Bierstube». И пока я в этом Stube принимал несколько bier, прошло некоторое время, я вернулся на своё пастбище и обнаружил полдюжины овец зарезанными, и не просто зарезанными, а уже расчленёнными. То есть, туши отдельно, ноги отдельно, животы вспороты. И самое главное, блин, обидное: я его почти застал. Вот мне бы одной кружкой пива бы раньше закончить — я бы его накрыл, мерзавца. Но я пришёл — он, видимо, уже своё черное дело сделал, он уже уходил, увидел меня — начал убегать». Следователь говорит: «А вы его запомнили?». Он говорит: «Ну да, я его запомнил, потому что я, во-первых, его профиль видел хорошо, а во-вторых, очень странная побежка, вот он двигался странно, вот такое характерное движение. Я его узнаю». А Тесснов арестован, Тесснов взят под стражу.
Фермера привозят в местную тюрьму в то время, когда у заключённых прогулка. Заключённых довольно много во дворе в это время, да, там не один Тесснов и далеко не два и не три подставных, как бывает на обычном опознании, — там этих людей больше десятка. Его подводят к окну в кабинете и говорят: смотри. И он практически сразу указывает на Тесснова: вот я абсолютно уверен. Вот этот человек выглядит как тот, убийца моих овечек, вот этот человек двигается таким же странным каким-то зигзагообразным способом, ну, то есть, собралось практически в кучу всё, что можно.
Мотив предположительно понятен: психопат, серийный убийца, маньяк. Значит, в трёх местах, имеющих отношение к жутким убийствам — то, что в третьем случае это овцы, а не люди, на мой взгляд, не очень сильно меняет ситуацию, так сказать, интенция-то та же самая: убивать, убивать как можно более жестоким способом. Но не хватает одного, мягко говоря, ключевого момента. Вот прямо непосредственно с убийством его может связать только одно: если будет доказано, что пятна крови — это кровь человеческая. То есть, что, во-первых, это кровь, а не столярная морилка, а во-вторых, что это кровь человеческая, потому что во время одного из допросов он сказал: ну вообще морилка, но, знаете, какие-то там капли крови там тоже могут быть на одежде: я вот помню, в этом костюме я там гусю голову рубил — может что-то и попало. То есть, у него был готов на случай чего отходной манёвр. А вот с доказательством того, что это человеческая кровь, к тому моменту всё обстояло довольно кисло.
С. БУНТМАН: А вот спросить хочется. Вот эта история, вот повторяющаяся морилка. Ну я не скажу, что он в морилке купался вообще, конечно, этот товарищ, но какой-то он… всё-таки у него не всё, наверное, с мозгами, но сообразительность такая, что это может закамуфлировать, там, и пятна крови и действительно это может быть и морилка и кровь — вот, что может быть.
А. КУЗНЕЦОВ: Видимо… Он не производит впечатление человека редкой сообразительности — это правда, хотя дебилом он тоже совершенно не выглядел на допросах: он довольно спокойно и вполне внятно, в соответствии со своим социальным статусом… Ну, а что вы от него хотите: гимназий он не заканчивал, университетов — тем более. Вот он и выглядел таким обычным работягой. Он давал ответ. Я так понимаю, он почему-то считал, что про оснабрюкские дела не узнают, а раз там морилка сработала, причём сработала-то как хорошо — она же проверку прошла! Я думаю, что он понял, что трюк со штанами был конечно проверкой, а не просто неуклюжий полицейский там. Поэтому, я думаю, что он считал, что у него есть такой вот готовый отлуп, то что называется: сработало один раз, должно сработать и другой раз.
Понимаешь, это нам сейчас кажется абсолютно очевидным, что-то, что полиция знает в одном конце страны, она очень быстро узнает в другом конце страны. Но 1901 год Совершенно ещё никакой вот этой вот…
С. БУНТМАН: Ну я вам скажу, что полицейская связь и в Германии была. Я это очень хорошо знаю по делу чуть-чуть более позднему, но… дело с 500-рублёвыми купюрами от Тифлисского «экса». И там не только… они все, по всем землям переписывались, присылали словесные портреты. И из Франции, и всё… и переписка была, обмен депешами был, конечно, очень и очень серьёзный. Тем более, уже почта… Но уже почту мы знаем, уже из «Дилетанта» про Бисмарка мы знаем, что, конечно, почтовое дело в Германии и дело связи, оно было и телеграфное дело тогда, на высочайшем уровне. Телеграф же был, конечно, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, технические возможности, конечно, уже к тому времени были: и телеграф, и почта в Германии отлично работали. Но он исходил из того: ну, это должно быть очень большое совпадение, чтобы полиция Рюгена узнала о трёхлетней давности деле полиции Оснабрюка.
С. БУНТМАН: Молодец следователь, кстати говоря, что он вспомнил и спросил…
А. КУЗНЕЦОВ: Молодец, да. И, значит, проблема в том, что доказать -кровь-не кровь — можно. На самом деле, оснабрюкская полиция в общем-то упустила такую возможность: они эту самую морилку могли проверить, но для этого нужен был микроскоп, сильный, мощный микроскоп, для этого нужен был эксперт, который имеет навыки определения. То есть, на самом деле, я думаю, что по каким-то причинам, — ну, дорого может быть, может быть, ещё что-то… такое исследование заказывать, — они просто не стали этим заниматься. На самом деле, возможность отличать кровь от морилки к тому времени уже была. Было несколько способов: был микроскопический способ, спектрографический способ был уже известен, да — любое вещество при нагревании или про пропускании тока электрического, оно светится — этот свет уже имели зафиксировать и спектр получить, и спектр для каждого вещества уникальный. Но, видимо, сельские полицейские, им, видимо, это в голову просто не пришло. Они как привыкли работать, вот такими приёмчиками со штанами, они этот приёмчик провели? Провели. Убедились, что вроде как похожи? Ну и слава тебе, боже.
Но не повезло нашему, ну, герою, конечно, язык не поворачивается сказать.
Не могу удержаться и не привести цитату из одного из любимых произведений.
«В этой высокой комнате на полках и где попало поблескивали бесчисленные бутыли и пузырьки. Всюду стояли низкие широкие столы, густо уставленные ретортами, пробирками и бунзеновскими горелками с трепещущими язычками синего пламени. Лаборатория пустовала, и лишь в дальнем углу, пригнувшись к столу, с чем-то сосредоточенно возился какой-то молодой человек. Услышав наши шаги, он оглянулся и вскочил с места.
- Нашёл! Нашёл! — ликующе крикнул он, бросившись к нам с пробиркой в руках. — Я нашёл наконец реактив, который осаждается только гемоглобином и ничем другим! — Если бы он нашёл золотые россыпи, и то, наверное, его лицо не сияло бы таким восторгом.
- Доктор Уотсон, мистер Шерлок Холмс, — представил нас друг другу Стэмфорд».
Естественно, узнали: «Этюд в багровых тонах», первая глава: доктор Ватсон после ранения приезжает в Лондон, мыкается, ищет квартиру, встречает своего университетского приятеля — и тот приводит его на Бейкер-стрит 221B. Так вот Холмс, — и, кстати говоря, поскольку я нахватался, готовясь к этой передаче, — Холмс дальше там довольно подробно описывает, значит, всякие методы, которые он пробовал. Действительно, всё очень профессионально — этого у Конан Дойля… и этого у Конан Дойля тоже не отнимешь, скажем так.
Холмс вот как раз в этот день находит средство определить: кровь или не кровь. Но доктор Уотсон появляется в Лондоне примерно в 1880 г., то есть, более, чем за 20 лет до убийств на острове Рюген. Ну, а вот теперь цитата уже не из популярного произведения, а из научного журнала. 1901 год, журнал называется «Немецкий медицинский еженедельник», и там появляется статья, в которой говорится: «Особый интерес представляет то, что мне удалось диагностировать человеческую кровь среди разведённой в физиологическом растворе сухой четырёхнедельной давности крови человека, лошади и коровы при помощи моей сыворотки. Факт, который, должно быть, особенно важен для судебной медицины».
Пауль Уленгут — человек, который работал под началом знаменитого Коха, того самого Коха, именем которого назвали палочку, человека, который открыл возбудителя туберкулёза. Так вот, Пауль Уленгут — военный медик по образованию, занимался кровью, и, в частности, ему удалось разработать тот самый метод, о котором он и пишет в этой самой статье, появившейся в медицинском журнале, и который — я надеюсь, что я никакой естественнонаучной ошибки не сделаю — в упрощённом виде выглядит следующим образом. Нам нужно понять, перед нами кровь человека или коровы, или лошади, или курицы, или ещё какого-то живого или когда-то живого существа. Что мы делаем? Мы берём кролика, живого кролика, и впрыскиваем ему небольшое количество крови другого животного, ну, например, коровьей. Через некоторое время кровь кролика начинает вырабатывать иммунный ответ на чуждую кровь коровы. Через некоторое время мы берём у кролика некоторое количество крови и получаем её сыворотку. Кролик при этом, вполне возможно, остаётся жив. Я всем, чья душа сейчас справедливо страдает за кролика, хочу сказать, что…
С. БУНТМАН: Да. Ни один кролик не пострадал во время этой передачи.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, по крайней мере, мог и не пострадать. Я, честно говоря, не знаю, что было с уленгутскими кроликами, но вообще не должен был. Что такое сыворотка крови? Ну это практически то же самое, что плазма крови, да, только она лишена так называемого фибриногена. Сыворотку получают либо путём естественного свертывания плазмы (то есть, нужно дать ей отстояться), либо, если торопимся, то можно этот самый фибриноген, значит, осадить ионами кальция, а потом отфильтровать. Но в сыворотке всё равно сохраняется большая часть антител — вот они то и, собственно, для нас и важны. Значит, получается прозрачная сыворотка. Теперь: мы находим пятно крови на месте преступления или какого-то иного события. У нас возникает гипотеза, что это кровь коровья. Что мы делаем? Мы соскребаем немножко засохшей вот этой субстанции, помещаем её в физиологический раствор (грубо говоря, в солёную воду), она там растворяется, — поскольку мы взяли немного, то этот раствор тоже прозрачный, — и дальше мы приливаем в пробирку сыворотку кроличью с антителами коровьей крови и вот эту самую растворённую предположительно коровью кровь. Если слитое станется прозрачным, значит ответ отрицательный: кровь не коровья. А если она коровья — раствор помутнеет.
Антитела кроличьей сыворотки, уже тренированные, жёсткие такие, да, не принимающие, не терпящие коровью кровь, эту коровью кровь из прилитой второй пробирки, они её осадят. То есть что нам нужно? Нам нужно получить как можно больше вот таких вот кроличьих сывороток на разных животных. Когда Уленгут этот метод проверял экспериментально, его начальник, человек, видимо, очень дотошный даже для немца, они там, по-моему, сыворотки по 12 совершенно разным животным взяли. Причём, диапазон был, по-моему, от каких-то чуть ли не тропических животных до птицы домашней. И Уленгут буквально за две минуты, имея заранее подготовленные вот эти сыворотки, находил то, что было сказано. Сказано — человеческую кровь, сказано — коровью кровь, сказано… Единственная проблема, которая довольно быстро определилась: значит, в случае, если близкородственные виды — то выпадение осадка всё равно происходит. То есть, курица или цесарка таким образом не различишь. И плохие новости для поклонников креационистской теории: человек и обезьяна — тоже не различишь.
С. БУНТМАН: Не говори никому!
А. КУЗНЕЦОВ: Никому не буду! Тем более, что я просил, когда мы с Калоем Ахильговым заканчивали «Быль о правах» два часа назад, я говорю: не приходите к нам сегодня с Бунтманом, у нас такая жуткая будет тема, что лучше я ему одному расскажу (ну Андрей тоже уже тренированный — послушает). Я надеюсь, что нас сейчас никто не слушает. По крайней мере, я предупредил. Короче, ну, сами понимаете…
С. БУНТМАН: У меня тут жалуются на то, что много науки. «Много науки» — говорит Саша, например.
А. КУЗНЕЦОВ: Кто на что учился. Мне нормально. Не забывайте: я это всё готовил. А сейчас начнётся самое страшное. А то, что я сейчас буду говорить, я ещё и переводил с немецкого. Ну, правда, разумеется, при помощи яндекс-переводчика, потому что без него мне вообще была бы хана. Ну, одним словом, Уленгут — ключевой свидетель. Он проводит тесты и обнаруживает, что на выходном костюме Тесснова в 21 месте — кровь человека, в 5 или 6 — овечья кровь. Как говорится — занавес.
Тесснов ни в чём не сознаётся, ведёт себя вполне спокойно, нормально, разумно: истерики не закатывает, вены не режет. У него есть адвокат. Суд — присяжных. Но кроме того, в этом деле помимо битвы… Вот интересно, что битвы микробиологов не случилось. Когда появляется, когда представляется новый метод экспертизы, то, как правило, такая битва случается, потому что защита выпускает целую команду специалистов той же специальности, что эксперт, которые начинают говорить: а вы уверены в методике? А почему вы подумали, что вот это даёт стопроцентный результат?
С. БУНТМАН: Ну да, это хороший способ замотать, да-да.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, на самом деле, Серёж, это правильно.
С. БУНТМАН: Ну это правильно. Мало ли что.
А. КУЗНЕЦОВ: А то придёт какое-нибудь кувшинное очкастое рыло, профэссор-доктор, и так далее…
С. БУНТМАН: Ну да, и скажет, что профессор-доктор деструктурологии, да, и всё докажет.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну да, скажет, что я, вот, спросил у ясеня, и ясень не ответил мне, качая головой.
Так что нет, это, конечно, правильно, и адвокаты, которые это делают, — молодцы. Вот Спасович был великий адвокат по части экспертизы, из наших. Ну, не важно… Вот этой битвы, насколько я понимаю, не случилось. Видимо, потому что адвокат Тесснова, его звали Рихард Франц, возможно, он довольно быстро понял, что это проигрышный вариант, что у Уленгута в руках нечто очень мощное, и он сразу выпустил другую команду: 6 психиатров, причём с достаточно громкими именами. Неформальным лидером этой команды был Адольф Эмиль Кнехт — этот человек будет потом заниматься этим делом, и на процессе он — один из главных экспертов, которые давали показания по психиатрической части.
Значит, защита, по сути, не отрицает обвинений против Тесснова. Они не оспаривают того, что да, вероятно, перед нами убийца двух братьев, двух девочек, потому что-то дело тоже представили в качестве обвинения, и вот этих самых, несчастных животных. Овец, да.
Но, говорит защита, вы что, хотите сказать, что он вменяемый? Ну, конечно, он невменяемый, конечно, он безумен. Эксперты… из 6 экспертов пятеро категорически высказали своё мнение, что он невменяем, что его нельзя признавать ответственным за эти преступления, что его нужно направлять на принудительное лечение. Шестой занял какую-то уклончивую позицию. Он говорит: я считаю, что тут другой диагноз, не тот, который уважаемые коллеги, значит, ему ставят, но всё равно, я, в принципе, с ними согласен: скорее всего, он действовал в состоянии невменяемости.
На что они ссылаются? Они ссылались на его семейную историю: у мамы эпилепсия, папа — алкоголик, неоднократно судимый, правда, за мелкие всякие, но тем не менее в том числе и за насильственные проступки, у самого Тесснова… Он был обследован, естественно, в том числе, и вот этими врачами, которые выступали в качестве экспертов в суде, и они говорят: мы подозреваем, что он тоже эпилептик, что он — эпилептоидный тип расстройства личности, просто пока ещё не проявилось или, по крайней мере, нет свидетелей, что проявлялось (ему-то вы не поверите, что бы он ни сказал), свидетелей, что с ним случались приступы нет, но мы считаем, что это просто не проявилось ещё. И мы считаем, что он действовал в состоянии безумия.
Они из показаний свидетелей вытащили довольно интересный факт: он, судя по всему, накануне убийства — овец ли, детей ли — напивался. То есть, похоже, что он приходил в какое-то вот состояние предвкушения… Я не знаю, как это назвать — я не врач. Но, в общем, организм ему давал сигнал, и то ли он этот сигнал пытался глушить таким образом, то ли наоборот, он радовался этому сигналу.
А дальше… Вот, всё-таки, за что я люблю нашу передачу: ну точно знаешь, это дело… Я вот это дело знаю очень много лет. Те, кто интересуются, конечно, узнали, и оно описано подробно и у Юргена Торвальда в «Веке криминалистики», и, конечно, я его помню с тех пор. 40 лет назад я о нём прочитал, может быть, даже чуть больше. Но вот ты уверен в чём-то 40 лет, а потом начинаешь готовить передачу, и выясняется, что было не так.
Вишенка на торте: среди всего прочего, я читаю английскую статью в английской википедии, посвящённую Тесснову и вот этим вот убийствам. В русской википедии нет статьи. Есть ещё в польской, но она гораздо более короткая. Английская — довольно подробная. Я её читаю, и в конце вижу такую странную фразу (зацепилось за глаз). Я прекрасно знаю, что Тесснова казнили: у Торвальда чётко написано: «Тесснова казнили в 1904 г.». В статье murderpedia, электронной энциклопедии убийств, чётко написано: «Тесснова казнили в 1904 г.». А тут я читаю: Тесснова, предположительно, гильотинировали в 1904 г. «Allegedly», — читаю я простыми английскими словами. Чё за фигня? — думаю я. Что значит предположительно? Предположительно гильотинировали — в смысле вы не знаете, чем приведён в исполнение приговор?
Или в каком таком смысле «предположительно»? И начинаю вяло копаться. И мне выносят большую научную статью (в печатном виде, я думаю, страниц 25) добротного немецкого текста. И вот этот текст с пятого на десятое, большое спасибо яндекс-переводчику, я разобрал. Не казнили его. Дальше история была такая. Значит, психиатры потребовали, чтобы его отдали им для дальнейших исследований. Тем временем, значит, адвокат накатал апелляцию в Земельный суд. Земельный суд через несколько месяцев приговор подтвердил: смертная казнь. Более того, приговор с немецкой пунктуальностью гласил: две смертных казни плюс два года тюрьмы — по одной смертной казни за каждое из двойных убийств и два года тюрьмы — за овец. Так что овцы тоже были отомщены. После чего, значит, психиатры дают категорическое заключение, что он невменяем. Дело в том, что в тюремной больнице, где он находился, с ним случается приступ эпилепсии. «Вот оно! — говорят психиатры, — Вот вы хотели? Вы спрашивали? Вот мы на суде ещё не могли утверждать категорически. Вот вам, пожалуйста: эпилептоидный тип расстройства личности». Потом эти припадки с ним будут происходить регулярно. Я понимаю, что сейчас кто-нибудь скажет: а он это имитировал. Сыграйте! Ну как Гамлет говорил, да: «Сыграйте. На флейте». Сыграйте, сымитируйте приступ эпилепсии, причём при психиатрах — не надо перед домашними, домашние вам поверят. А вы при психиатрах сыграйте приступ эпилепсии, пожалуйста.
Ну, короче, в 1906 г. — пересмотр дела. Пересмотрели дело — опять две смертные казни и два года за овец, но Верховный суд, Имперский суд (ещё пока Вторая империя, да, в Германии), Имперский суд, от греха подальше — в Германии в это время расцвет, бум психиатрии — Верховный суд отменяет приговор и заменяет на пожизненное заключение, которое он будет отбывать в специальном психиатрическом учреждении.
Позднее уже, в конце 1930-х, вышла директива Гитлера о проведении комплекса мероприятий, я бы сказал, который называется «Aktion Tiergartenstraße 4» — по этому адресу находилось учреждение, которое было ответственно за проведение этой акции. Это уничтожение (так называемая «насильственная эвтаназия») душевнобольных в немецких лечебных заведениях. Считается, что с момента, когда эта акция началась, с осени 1939 г., до конца гитлеровского режима, были насильственно умерщвлены от 275 до 300 тысяч душевнобольных. 200 тысяч — в Германии и Австрии, остальные — на территории Польши, Дании, Швеции и других оккупированных стран. Вот в декабре 1939 г. в числе 1200 убитых — это я не могу назвать казнью — убитых в больнице Штральзунда психических больных, был убит и Людвиг Тесснов. Они похоронены в 10 безымянных братских могилах. Сейчас это территория Польши — Piaśnica Wielka. Вот такой вот неожиданный, честно говоря, для меня финал истории. После всех этих убийств он прожил ещё 35 лет.
С. БУНТМАН: И вот если сейчас посмотреть, ну, большинство источников, там будет везде написано, что он казнён в 1904 г.
А. КУЗНЕЦОВ: До сих пор. Но вот я нашёл эту статью, я могу на эту статью сослаться, она называется «Смертный приговор детоубийце Людвигу Тесснову и борьба юриспруденции и психиатрии в оценке его вменяемости». Написали два немецких учёных: Ян Армбрустер из клиники «Хелиос» в Штральзунде и Кетлин Хааг из Университета Ростока. Вот они всё обстоятельно, по-немецки, с документами, доказали: он был убит в декабре 1939 г. А Пауль Уленгут — замечательный учёный, который очень много всего полезного помимо этого метода открыл, открыто сотрудничал с нацистами, подавал списки своих сотрудников в 1933 г., сотрудников-евреев, на увольнение, просил давать ему неевропейских пленных для того, чтобы проводить на них какие-то медицинские эксперименты в 1940-е гг. Его не посадили после войны, но когда выяснились все эти подробности, то в двух городах (в одном он родился, в другом умер), где улицы были названые его именем, это имя у них было отнято. Вот такая нелинейная история.
С. БУНТМАН: Да, это поразительно совершенно история: и преступления и какого-то совершенно… другого наказания.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, вот я тоже об этом подумал. Это наказание по какому-то другому ведомству.
С. БУНТМАН: Спасибо большое! Всего вам доброго, встретимся!
А. КУЗНЕЦОВ: Всего всем доброго!